Но лучше всего было то, что она прямо таяла от его прикосновений. Похоже, эти долгие дни ожидания сослужили ему хорошую службу. Если раньше она испытывала неловкость и стеснение, то теперь, приняв решение, ни капельки не сдерживалась.
— Я не могу больше ждать, — прошептала она, потянув его тенниску дрожащими пальцами. — Ни одной минуточки.
Он просунул руку под сарафан и прижал ладонь к теплой коже.
— Я просто подумал, может, прибережем душ для второго раунда? Ночка обещает быть бурной.
В ушах девушки эти слова прозвучали как прекрасная музыка.
Кристин поздравила себя с правильным решением, выгибаясь под его руками. Эти прикосновения были такими приятными. Его горячее тело заставляло ее желать большего. Она прислонилась к нему, словно цветок, тянущийся к солнцу. Ей нужен был его жар.
— Даю гарантию, что второй раунд непременно будет, — прошептала она, привстав на цыпочки, и легонько прикусила мочку его уха. — Но так долго я не могу ждать.
Ни за что, когда во всех ее фантазиях главное место занимала вода, струящаяся по его бронзовой коже. Выскользнув из его объятий, она потянула его к двери в душ. Вито издал странный звук — не то стон, не то смешок.
— И куда подевалась скромница, которая избегала меня весь месяц и которой потребовалась целая неделя, чтобы решить, спать со мной или нет?
Кристин притормозила возле своей сумки и вытащила из нее два полотенца.
— Скромница? Разве я не говорила, что избегала тебя только для того, чтобы не давать пищи своим эротическим фантазиям?
Удивление — и вожделение — в его глазах доставили ей огромную радость. У него наверняка были десятки женщин, и то, что он желал именно ее, конечно же, льстило, делало их взаимное влечение еще более особенным.
Хотя ей совсем не нужно, чтобы оно было особенным, поспешила напомнить она себе. Она идет на это исключительно ради удовольствия, и ничего больше. Почувствовав себя немного корыстной, она потянула вверх шелковую тенниску Вито и не смогла сдержать вздоха чисто женского восхищения.
— Так, значит, ты не скромница? — Он помог ей, рывком стащив тенниску, и бросил ее в сумку на верстаке.
— Ни в коем случае. Я просто привыкла все тщательно взвешивать, прежде чем решиться на что-то. — Ее братьев, Сета и Джесса, рассмешило бы, что кто-то мог посчитать ее скромницей. Бывало, ее обвиняли в чрезмерном стремлении к независимости, часто в упрямстве, но никто никогда не находил ее слишком сдержанной. На губах Вито заиграла плутовская улыбка.
