— Я вовсе не хотел мешать вашему представлению, — сказал Гэндзи.
Хэйко поклонилась и села рядом с ним. Тихий шорох ее шелкового кимоно напомнил Гэндзи шум волн, неспешно набегающих на далекий берег.
— Вы вовсе не помешали мне, мой господин, — отозвалась Хэйко.
Гэндзи впервые услышал, как она говорит. Ему потребовалось все его немалое самообладание, чтобы не задохнуться от потрясения. Ее голос звучал, словно колокольчики, — нет, не в прямом смысле слова, но его отзвук тоже, казалось, продолжал звучать даже тогда, когда на самом деле он уже стихал. Теперь, когда Хэйко очутилась рядом, Гэндзи заметил под ее макияжем намек на веснушки. Хэйко с легкостью могла бы их скрыть, но не стала этого делать. Этот небольшой недостаток заставил Гэндзи подумать о неизбежном несовершенстве самой жизни, ее недолговечности и непредсказуемости, и придал красоте Хэйко безупречный оттенок печали. Действительно ли она настолько очаровательна, или его стремление притвориться пьяным завело его далее, чем он намеревался?
— Я перебил вас, — сказал Гэндзи. — Вы больше не играете на сямисене.
— Это так, — согласилась Хэйко. — Но я по-прежнему продолжаю представление.
— Вы? Но где же ваш инструмент?
Хэйко развела пустыми руками, как будто в них что-то было. Ее улыбка была настолько легкой, что еще чуть-чуть, и ее не стало бы вовсе. Она посмотрела Гэндзи в глаза и не отводила взгляда, пока он не сморгнул, равно удивленный и ее словами, и ее взглядом.
— И какова же суть вашего представления?
— Я изображаю гейшу, которая изображает, будто она куда сильнее заинтересована своим гостем, чем это есть на самом деле, — отозвалась Хэйко. Ее улыбка сделалась чуть более явной.
— Что ж, это очень честно с вашей стороны. Ни одна известная мне гейша никогда бы не решилась на такое признание. Разве это не нарушает правила вашего искусства — признание хотя бы в самой возможности неискренности?
— Лишь нарушив правила, я смогу приблизиться к своей цели, господин Гэндзи.
— И какова же ваша цель?
Хэйко подняла руку, чтобы скрыть улыбку за рукавом, но ее глаза улыбнулись Гэндзи.
Она сказала:
— Если я назову вам ее, мой господин, для вас не останется загадок, кроме моего тела. А долго ли ему удастся удерживать ваш интерес, каким бы соблазнительным и искусным оно бы ни было?
Гэндзи рассмеялся.
— Я слыхал, что вы прекрасны. Но никто не предупредил меня, что вы умны.
— В женщине красота без ума — это все равно, что в мужчине сила без храбрости.
