Вот так и случилось, что Макото обрел своего бедняка, для которого он мог стать Робин Гудом.
Ему следовало бы поблагодарить бывшего соученика, Виктора Бартона, за идею прикинуться китайцем. Бартон не видел разницы. Добавить пару броских деталей — скажем, китайский мясницкий нож и ругательства на ломаном китайском, — и кто ее разглядит? Только настоящий китаец, а их Макото грабить не собирался. Полиция будет искать преступника в Чайнатауне. Никому и в голову не придет заподозрить обеспеченного молодого человека, проживающего среди страдающих от грабителя богачей Ноб-хилла.
Все это было классно — пока не закончилось. Макото запихал наугад отобранную одежду в дорожную сумку, но мысли его при этом были заняты другим.
— Я надеюсь, ты будешь хорошо себя вести в Канаде, — сказала мать.
— Придется, — отозвался Макото. — Что еще остается делать на канадской железодобывающей шахте?
— Неприятности можно найти везде, — сказала мать, — и везде они могут найти тебя, если ты не будешь осторожен. Так что будь осторожен.
— Я всегда осторожен.
— Пиши мне почаще. По-японски.
— Я буду писать на кана, — сказал Макото. Кана было простым, фонетическим письмом. Ему так и не удалось по-настоящему освоить две тысячи иероглифов кандзи, необходимых для основ подлинной грамотности.
— У тебя будет с собой словарь. Неплохая возможность попрактиковаться в кандзи.
Макото посмотрел на мать, и, как всегда, поразился тому, насколько молодо она выглядит, какие у нее нежные черты лица, какая эмоциональная, хрупкая натура, казалось бы, скрывается за ее мягким, почти нерешительным голосом. И все это — иллюзия. По внешности мать годилась Макото в младшие сестры, но на самом деле она была вдвое старше его. Изящная фигура создавала обманчивое впечатление, скрывая ее подлинную силу. В том же, что касается эмоций, Макото ни разу в жизни не видел, чтобы она выказала страх или уныние. Теперь, когда ему так много хотелось выяснить про себя, он начал задумываться и о ней. Он очень мало знал о матери — даже меньше, чем об отце, а об отце он почти ничего не знал.
— Сколько тебе было лет, когда ты приехала в Калифорнию?
— Двадцать. Я же не раз тебе говорила.
Мать вопросительно взглянула на Макото.
— Ты боялась?
Мать улыбнулась; она занималась тем, что аккуратно складывала рубашку, которую Макото засунул в сумку комом.
— Мне некогда было бояться. Ты появился на свет почти сразу же после того, как мы сошли на берег.
— Ты когда-нибудь жалела о том, что покинула Японию?
