.
Рассказ Огастина становился все более бессвязным и менее удобопонятным, на самом же деле вот что тогда произошло. Лишь только дети вошли в дом, Огастин нырнул за спину сестры, ожидая самого худшего, однако его страшная тетя не обращала на него никакого внимания. Она стояла у двери и, точно ведьма, что-то бормотала себе под нос (в действительности же повторяла реплику, дожидаясь своего выхода), а потом вдруг исчезла. Огастин и Мэри остались одни. Хотя портьеры были раздвинуты, на улице большое черное облако закрыло солнце, и в доме было почти темно; потом вдруг блеснула молния и раздался раскат грома, заглушивший монотонное бормотанье на сцене. Потом наступила долгая тишина, насыщенная уверенностью, что сейчас произойдет что-то ужасное, а что именно — неизвестно (ведь, когда кусаются, за это всегда наказывают).
«Я хочу пи-пи», — громко объявил Огастин своей сестре (после вспышки молнии в доме стало еще темнее, так что они едва видели друг друга).
«Ш-ш-ш! — произнесла Мэри. — Надо подождать. Сначала тебя убьют».
Убьют … Так вот, значит, что сердитая тетя делает с мальчиками, когда они кусаются!
— Она их убивает, — решил я тогда, — как тот фермер, который при мне выхватил однажды овцу из стада, посадил ее на ведро и взрезал ей горло, а все вокруг стояли и смотрели. А потом еще в Холтоне, в детской, висела на стене картинка: мальчик, привязанный к столбу, а рядом какой-то человек, одетый почти как тетя, замахивается на него ножом… Мальчик был, конечно, Исаак, и няня сказала, что того мальчика не убили, но теперь-то я знал, что она ошибалась! А Мэри будет стоять и смотреть, как меня убивают: я это понял по тому, как она сказала «убьют», точно ей нисколечко не было меня жалко — пусть, мол, сажают на ведерко и вспарывают горло.
И перед мысленным взором Огастина текла кровь, оседала овца на ведре и изо рта ее вываливался язык. Сам же он стоял, переступая с ноги на ногу, потому что есть такие потребности, которые не желают ждать, даже пока тебя убьют… Тут вдруг снова появилась тетя Беренис, и Огастин подумал: «Вот сейчас!» Но нет. Вместо того чтобы вытащить нож и посадить его на ведро, тетя шепнула Мэри: «…О, как страшно …» — и, увидев, что Мэри тупо смотрит на нее, зашептала снова: «Ну, говори же! Что мне делать? Что?
«Что-мне-делать-что-какая-бездна — разверзлась-между-мной-и-матерью», — прошептала сестра, словно повторяя следом за няней слова молитвы.
«Я ничего не знаю. Брат! О-о-о…»
