Так что, хотя мы и называли все наши находки полезных вещей «покупкой у Циглера», но ясно было, что не одному Циглеру мы были обязаны ими. Возможно, что экспедиция Циглера сама многим воспользовалась из склада в амбаре.
Недалеко от нашей усадебки, ближе к утесам, мы нашли могильный холм с деревянным крестом, окрашенным красной краской. Какой бедняга нашел себе здесь успокоение, это нам не было известно. Здесь была земля и все нужные инструменты для копания, а потому эта могила была лучше, чем могила нашего Нильсена. Там мы могли только сложить над телом его холм камней, а на крест у нас не было материала.
Постепенно из-под льда была выколота почти вся провизия. Оставалось немного несущественного, которое мы собирались разобрать после. Теперь же надо было убрать то, что уже было вынесено наружу.
В большом доме часть сеней была отгорожена переборкой под кладовую. Здесь, как и везде, была та же грязь, тот же лед. Очистив ее и добавив полок, мы сложили по сортам, рядами на полках, всю провизию. Вид получился внушительный и очень красивый. Длинные ряды банок различной формы и величины, со свежими даже этикетками, напоминали хороший гастрономический магазин. Кладовая оказалась полной.
Большую часть этой работы, раскопки провизии и сортировки, сделал Конрад. Работа эта серьезная и очень кропотливая, но Александр добросовестно ее выполнил. С утра и до позднего вечера проводил он время «в Помпее», только иногда навещая меня, чтобы поделиться тем или другим приятным открытием.
Я же с самого прибытия на мыс Флору был болен и мне становилось все хуже. Жар и озноб не покидали меня. Большую часть времени я был в бреду, а иногда были какие-то кошмары. Мне все казалось, что нас на мысе Флора живет трое. Лежа в бреду, я вскакивал и бежал к раскопкам звать Александра. Я знал, что он там работает, и никак не мог припомнить, куда отправился «он, третий». Спрашивал Александра, где «он», но кто он, я и сам не мог припомнить. На свежем воздухе я приходил немного в себя, припоминал все происшедшее с нами, что нас осталось только двое, и с тоской шел обратно на койку. К общему недомоганию прибавилась опухоль и боль в ногах, и в минуты сознания я опасался плохого конца для себя. Положим, что опухоль в ногах была и у Александра.
Мысль о пропавших спутниках, в особенности о Луняеве и Шпаковском, не давала обоим нам покоя. Временами, когда мне было лучше, мы садились у дверей своей усадебки и смотрели на расстилающееся перед нами море, втайне надеясь, что покажется где-нибудь каяк с пропавшими. Разве это не может быть? Возможно, что их отнесло очень далеко на каяке или на льдине, на которую они предпочли перебраться. Но ведь там за горизонтом должен быть лед и большой лед. Трудно ожидать, чтобы это свободное море тянулось вплоть до Мурмана, или до берегов Новой Земли, вероятнее, что южнее есть широкая полоса льда, такого же плавучего, как и тот, по которому мы шли. Возможно, что наших спутников отнесло к этому льду, где они, конечно, могли убить несколько тюленей и, питаясь ими, при благоприятном ветре и погоде решили отправиться обратно к островам. Каяк у них крепкий, стойкий, и такой переход сделать возможно. Но напрасно мы всматривались в горизонт, напрасно рассматривали в бинокль отдаленные льдинки, ничего не было видно похожего на каяк. Медленно мимо нас проходили льдины, гонимые приливом и отливом то на запад, то на восток, часто на них мирно грелись на солнце моржи по несколько зараз, но наших пропавших спутников не было.
