7) право евреев на выходной день в субботу вместо воскресенья.
Весь свой дальнейший путь Жаботинский мысленно обращался к этой программе, как бы проверяя ее жизненность. С эмоциональной точки зрения, он испытывал ностальгию по тем временам:
Вершиной раннего периода моей сионистской деятельности была конференция в Гельсингфорсе. Думаю, то же могли бы сказать про себя многие и постарше меня. Ибо молодостью тогда дышало не только все вокруг нас, но и вообще все — вся Россия, вся Европа. Не часто повторяются такие времена, когда пульс мира бьется учащенно, как бы в ожидании чего-то прекрасного, будто влюбленный ждет желанной встречи. Такой была Европа в конце 1848 года, такой она была и на пороге XX века, так грубо обманувшего все ожидания. Так что тот, кто скажет о нас, что мы были наивны, легковерны, уверовали в «скачок» от тьмы к свету,— ошибется. Мы прекрасно сознавали все происходящее вокруг нас, мы видели погромы и убийства, наблюдали консолидацию сил реакции, готовившейся к прыжку, подобно гигантскому хищнику. Но невзирая на все это, мы были под обаянием XIX века и его святых и нетленных лозунгов: свобода, братство, равенство. Несмотря ни на что, мы верили, что близок день торжества этих священных символов. Я, едва вышедши из-под ареста «просто так», «для острастки», не видел в происходящем вокруг никакого противоречия нашей вере в успех, нашим дерзким требованиям, которые намеревался предложить конференции: в России нет и не должно быть властвующей нации, все народы равны, они все — «меньшинства»: русские, поляки, татары, евреи — у всех равные права и автономия...
Там, в Гельсингфорсе, мы стояли плечом к плечу, рука об руку — представители всевозможных направлений сионизма, сионисты России — главного звена всемирного сионистского движения, и провозглашенное нами мы провозгласили все вместе. Мы верили, что у нас на глазах рождается новый сионизм — синтез вечной любви к Сиону и государственного сионизма Герцля (ибо принципы «реальных действий» и «захвата позиций в Эрец Исраэль» мы провозгласили в Гельсингфорсе). И, вместе с тем, единство могучих крепостей, которые мы возведем для евреев в галуте, и главной, основной крепости на берегах Иордана. Ицхак Гринбойм подвел итог всем нашим чаяниям такими словами: «Мы пришли сюда, чтобы превратить сионизм из «идеи катаклизмов» в идею эволюционного развития, обосновать нашу веру верой во всемирный прогресс». Боюсь, молодой читатель не поймет всей этой терминологии, мне следовало бы дать разъяснения, но все же я решил без этого обойтись — те времена безвозвратно ушли, а с ними и их идеалы. Достаточно, что мы это все понимали и верили во все это.
