Мир Жаботинского | страница 35
>Письмо по-немецки X. Белиловскому, 10.6.1932.
Жаботинский подчеркивал не только моральную ценность «азбуки», но и ее огромное политическое значение. Между его взглядами и взглядами даже тех евреев из числа руководителей Ишува[*], которые были известны как «оборонцы», лежала пропасть в те дни, когда он писал следующее:
...Ничто не поможет. Мы живем в мире, населенном людьми, народами, и невозможно полностью абстрагироваться от окружающего мира. Точно так же, как и перед другими народами, перед нами стоит вопрос вопросов: способен ли ты противостоять нападению? Если нет — не о чем говорить! Никто тебе не поможет. Ты вынужден сдаться, капитулировать на всех фронтах. Как и у других народов, наше будущее зависит от оружия, мы обязаны быть готовыми к обороне.
>«И нет мира», «ха-Ярден», 10.4.1936.
В дополнение к сказанному можно привести, пожалуй, лишь отрывок из романа «Самсон», производивший огромное впечатление на молодых современников Жаботинского:
— Две вещи передай им от меня, два слова. Первое слово: железо. Пусть копят железо. Пусть отдают за железо все, что есть у них: серебро и пшеницу, масло и вино и стада, жен и дочерей. Все за железо. Ничего дороже нет на свете, чем железо.
>Из книги «Самсон».
Полной верой
«...Во все мечты, во все надежды, обещания я верю...»
Трудно понять иной раз, откуда Жаботинский черпал свою безграничную веру в сионизм, заставившую его пренебречь блистательной карьерой, которая ждала его на поприще русской журналистики и литературы, и обречь себя на скитальческую жизнь, полную лишений и горестей. Его современники — сионисты и несионисты, отдавая должное его выдающимся талантам, «досыта накормили» его злобой и клеветой. Если вы прочтете его письма, вы увидите, в какой бедности он жил. Правда, бывали периоды, когда, утомленный дрязгами и политической грязью, он как бы уходил в себя, временно отдалялся от дел. Но никогда, ни на минуту не терял он веры в сионизм, он свято верил в торжество идеи еврейского государства, не сомневался, что оно будет создано, если не при его жизни, то уж точно при жизни его более молодых современников. Еще в 1905 году, когда он только делал первые шаги в сионизме, он так излагал свое кредо:
Наша вера в Палестину не есть слепое полумистическое чувство, а вывод из бесстрастного изучения всей сущности нашей истории и нашего движения. И после этого я охотно сознаюсь, что я, действительно, все-таки верю. Чем больше вдумываюсь, тем тверже верю. Это для меня, скорее, даже не вера, а нечто иное. Разве вы верите, что после февраля будет март? Вы это