У этого правила есть два исключения. Во-первых, если национальное большинство не является носителем культуры государства — как, например, негры в Южной Африке (хотя никто не знает, останутся ли они таковыми всегда); во-вторых, если данное государство не является государством демократическим и управляется силой. Но в нормальных условиях — то есть, если в данном государстве проживают две или больше культурные нации и управляется оно парламентарно — совершенно закономерно, что в конце концов национальный характер большинства наложит свой отпечаток на весь образ жизни государства, несмотря на все законы о равноправии двух или пяти национальностей. И чем больше будет национальное большинство — тем сильнее будет этот отпечаток.
>«О пустословии», «Хайнт» («Сегодня», идиш), 1.9.1930.
Эту черту своего характера — радоваться при виде процветающих стран и народов — Жаботинский выразил в своих заметках, соединив серьезность с юмором:
Мир не любит маленьких государств. Каждый раз, когда какая-нибудь крупная европейская газета упоминает одно из маленьких государств (ив особенности одно из тех, что создались после войны), на лице ее появляется гримаса. (То есть, чувствуется, что, когда корреспондент писал свою заметку, он кривил свое лицо — невероятно трудно писать и не совершить ни одного промаха!) Итак, кривит корреспондент гримасу и ругается: почему весь мир превратили в «Балканы»?! Или она (то есть газета) принимает выражение лица серьезное, научное и доказывает, что такие маленькие государства «существовать не в состоянии», поскольку раньше, когда они входили в состав более крупных государств, у них был «обеспеченный тыл» — а теперь его нету.
У меня, как видно, натура противоположного свойства: я люблю маленькие государства. Если бы я был творцом мира, я бы давно уже разрезал все большие государства на независимые маленькие. Наверняка, если только удостоюсь я жить в еврейской Эрец Исраэль, я тут же создам сепаратистское движение в Верхней Галилее. Сам я поселюсь в Цфате и «вэт» всегда буду произносить как «б» («тоб» вместо «тов»). Еще я отыщу что-нибудь самобытное в произношении, или в обычаях, или в одежде, и все только для того, чтобы пробудить дух сепаратизма. Зачем это мне — я и сам не знаю, но почему-то мне это необходимо. Я ненавижу городок, примиряющийся со званием городка; я люблю такой маленький городок, которому достает наглости считать себя центром мира,— как мой родной город Одесса, например, в его лучшие дни.
