Первое время она сама пыталась бунтовать и демонстративно становилась на общий контроль. Но ее каждый раз вежливо извлекали из рядов и провожали в ложу Бессмертных, твердо придерживая за локти, когда она думала сопротивляться. На лицах окружающих она при этом не видела ни тени восхищения или сочувствия. На нее взирали брезгливо и с недоумением, как на барина из старинной книги. вышедшего в поле помахать косой. А так как летать ей тоже приходилось довольно часто, Эстер сдалась и научилась послушно поворачивать в нужную сторону, едва зайдя в аэропорт.
— Что вам предложить из напитков, госпожа Ливингстон?
— Виски, — сказала Эстер чуть хрипло, вынырнув из нежелательных мыслей. — Скотч. Лучше односолодовый.
— Сколько кубиков льда?
— Вообще не кладите.
Швед, вытянувшийся в огромном кресле через проход, посмотрел на нее с подчеркнутым интересом. Они были единственными пассажирами в первом классе, что в общем, неудивительно. Бессмертные Третьего круга летали в основном на собственных самолетах. Второго круга — не покидали материков и предпочитали перемещаться по твердой земле. Бессмертные Первого круга крайне редко ступали за границу собственных владений. Трансокеанской авиакомпании оставались свежеиспеченные путешественники из Четвертого круга и сомнительная публика вроде Эстер.
— Первый раз в Нью-Йорк? — швед довольно быстро решился завязать разговор, хотя обычно холодно-замкнутое выражение на лице Эстер отпугивало подобных желающих. Но господин Фалькенберг, видимо, все еще пребывал в легкой эйфории по поводу своего статуса.
— Тридцать седьмой, — ответила она, не повернув головы. Отсутствие льда в бокале с виски с лихвой компенсировалось его наличием в голосе, но шведа в этот вечер ничто не могло смутить.
— Ого! А я полагал, что мне приходилось много летать по службе.
На самом деле Эстер сбилась со счета примерно на пятидесятом полете, но ей нравилась цифра и сражающая собеседника точность.
— Из какого же вы департамента, госпожа…? — швед сделал паузу, надеясь услышать от Эстер, как ее зовут, но та молчала. — Вы меня заинтриговали. Мое имя Фалькенберг, — он протянул руку ладонью вверх.
Выбора не было — пришлось положить на нее пальцы и некоторое время подождать, пока установится контакт. Бессмертным не подобало иметь друг от руга тайн. Прикосновение к большинству чужих ладоней Эстер выносила с трудом — они были слишком холодными, влажными, горячими или шершавыми. Совершенно некстати вспомнились единственные руки, за которые она так любила держаться, поражаясь длине его пальцев. У самой Эстер пальцы были маленькие, почти детские, но Вэлу отчего-то безумно нравились. Ему, впрочем, все в ней нравилось — кроме характера.
