Один из сидящих за столиком у окна неотрывно смотрел на это торопливое перемещение, положив подбородок на длинные скрещенные пальцы, Выражение лица у него было мрачное — но не озабоченное, как у многих мечущихся за окном бедняг, не способных сделать выбор покупки или решить проблему нехватки денег, а совершенно отрешенное. Второй, напротив, в окно не смотрел, а глубоко вдвинулся в кресло и благодушно улыбался. Причина его благодушия, скорее всего, заключалась в наполовину опустевшем кувшине с глинтвейном, стоящем перед ними на столике…
— Здесь г-г-готовят лучший глинтвейн во всей Д-д-дании, — сказал наконец второй, в очередной раз поднеся кружку к губам. — Вэл, если вы не б-б-будете мне помогать, я все выпью один и п-п-перестану соображать ясно. А ясность во все п-п-происходящее внести с-с-совершенно необходимо. Если они, конечно, п-п-придут.
— Я глинтвейн терпеть не могу.
— Это вы г-г-говорите исключительно из чувства п-п-противоречия, — Эммануэль Корви вздохнул и потянулся к кувшину. — П-п-перестаньте, вы сейчас п-п-похожи на мальчика, который первый раз п-п-поссорился с подружкой. А если в-в-верить вашей исповеди, это п-п-происходит далеко не впервые.
Вэл Гарайский внимательно разглядывал свои пальцы и узор на скатерти.
— Корви, она — самая большая драгоценность, которая есть у меня в жизни. Я согласен жить вдали от нее, я согласен, чтобы она относилась ко мне с презрением и ненавистью. Так даже лучше, потому что когда я ее вижу рядом с собой, во мне все переворачивается, и я теряю, как вы говорите, ясность соображения. Сейчас я больше всего боюсь, что она войдет, и я… буду делать над собой страшное усилие, чтобы поддерживать разговор и думать о чем-то другом, кроме нее. А еще больше я боюсь, что она не придет… что с ней что-то случилось, что ей причинили зло… мне кажется, если это произойдет, я сломаюсь окончательно, и уже не выползу из-под обломков.
— Ваша б-б-беда в том, что вы слишком любите женщин. Если бы вы их в-в-воспринимали, как одно из удовольствий, с-с-существующих в этом мире, но не единственное, вам было бы легче.
— Наверно, но мне уже поздно меняться, — Вэл повертел кружку в пальцах, но потом решительно оттолкнул ее от себя. — Если бы вы знали, Корви, как я устал. Больше всего на свете я хочу покоя… жить где-нибудь на краю мира с Гэллардой, писать книги… раз уж другого занятия теперь не найти… и знать, что у Стел… у Эстер все хорошо, и она счастлива. Я так обрадовался, когда понял, что получу Право… и смогу передать ей, что этим хоть немного ее уберегу от всяческих неприятностей… но она с редким упорством их находит повсюду, куда бы ни пришла. А я не могу ее защитить, вы понимаете?
