Вокруг ламп на веранде вились большие белые мотыльки. На лужайках стрекотали поливальные автоматы, и влажные, свежие запахи смешивались с ароматами цветов, особенно душистого жасмина, начинавшего издавать горечь, как только цветы срывали с веток. Тина, надеясь, что запах будет приятным, однажды поставила несколько веточек в вазу, но белые звездочки быстро увяли, а когда она их выбрасывала, горький запах, который они издавали, опечалил ее. В состоянии уныния ей казалось, что и любовь следует путем нежного жасмина, который цвел так пышно и умирал так горько. Даже в том, как он рос, было что-то символическое: звездчатые цветки и листья при перемене климата опадали с ветвей, оставляя остов дерева голым. Сок же его, как предупредил Джон, был ядовит!
Однажды вечером после кофе с коньяком супруги, как обычно, сидели в плетеных креслах друг против друга. Лампа над головой Джона освещала его темноволосую голову и мускулистую фигуру. Внимательно следя за его работой, Тина поняла, что он в эти минуты совсем забыл о ее присутствии. Девушка смотрела, как он теребит трубку, как потирает большим пальцем ямочку на подбородке, как кивает самому себе, добавляя еще одну прямую или извилистую линию к эскизу. В известном смысле было хорошо, что Тина не вмешивается в занятия мужа, потому что она могла невольно обидеть Джона, и тогда он ушел бы к себе в мастерскую. Она понимала, что со счастливыми семейными парами их роднят только такие вечера. Но обычно они наступают, когда страстная любовь переходит в более спокойные отношения, а не в начале супружеской жизни.
А Тина, с ее юношеской горячностью, так хотела этой самой страстной любви!..
Ей не сиделось на месте. Она отложила свою книгу, подошла к парапету на террасе и наклонилась над ним, прислушиваясь к стрекоту цикад и редкому кваканью древесных лягушек. Шуршали листья пальмы, и сквозь их кроны поблескивали звезды, казавшиеся яркими брошками, рассыпанными на густом бархате тропического неба. Этот бархат прокалывал тонкий серп месяца, зыбкий молочный свет которого слегка касался кожи Тины, и ее шея и руки приобрели оттенок мотыльковых крыльев, подчеркнутый цветом розового платья.
Вдруг она напряглась и судорожно вцепилась в камень парапета. Ее ноздри уловили сладко-приторный табачный дым – к ней подошел Джон.
– Великолепная ночь, правда? – мечтательно промолвил он. – Можно сосчитать звезды... ты не этим занимаешься, Тина? Или тебе хочется улететь на одну из них?
