Я все время говорю об изображении «мира будущего», то есть об одном из аспектов социальной фантастики. Конечно, у фантастики существует много разновидностей, но социальная фантастика, по-моему, самый трудный и самый интересный вид нашего творчества. В значительной степени она — порождение нашего времени. Сопоставляя фантастические книги прошлого и осуществившуюся реальность, легко убедиться в том, что фантастика прошлого — скажем, Жюля Верна, могла правильно предвидеть появление отдельных технических изобретений, но не умела предугадать ни социальную обстановку, в которой произойдет их реализация, ни — что особенно важно — всех последствий, вытекающих из этой реализации (из появления, например, воздушного транспорта или подводной лодки). А ведь именно это и является, на мой взгляд, важнейшим свойством современной социальной фантастики: комплексная постановка проблем.
Охватить одновременно большое количество взаимодействующих факторов — это и есть самое трудное в фантастике; специалисты по научному прогнозированию с этой трудностью знакомы.
В своей последней книге «Фантастика и футурология» я пытался рассмотреть состояние западной социальной фантастики и основное направление идущих в ней поисков. Такой обзор сегодня — нелегкий труд. Я подсчитал как-то, что если б кто-нибудь еще в колыбели начал читать со скоростью 400 страниц в день и читал бы только фантастику, то все же он до конца жизни не успел бы прочесть всего, что на сегодня издано в этой области.
Как известно, фантастика в США, Англии, а за последнее время — и в Японии достигла высокого уровня развития как в количественном, так (в лучших образцах, разумеется) и в качественном отношении. Фантастика Италии, Франции и некоторых других стран выглядит пока что не вполне самостоятельной, учится на англо-американских образцах.
По при всем тематическом и жанровом разнообразии англо-американской фантастики там очень заметно то, что я назвал бы «параличом социального воображения». Там пока совершенно невозможны произведения типа «Трудно быть богом» или «Обитаемый остров» А. и Б Стругацких. Когда англо-американские фантасты пишут об отдаленном будущем, у них проявляются две крайности — либо они представляют его совершенно «черным», либо совершенно «розовым».
Нельзя, разумеется, начисто отвергать вероятность «крайних, предельных» вариантов развития мира. Но именно потому, что это очень серьезная проблема, хотелось бы видеть в фантастике более глубоко исследованные, более сложные и интересные варианты. А они в англо-американской фантастике редки. Позитивные же утопии западных фантастов принципиально неосуществимы, так как они обращены фактически в прошлое. Они изображают мир просторный и тихий, мир, где нет миллиардов людей, нет огромных городов и отсутствуют все трудности современных проблем управления и сложность структуры технологически высокоразвитого общества. Это счастливая Аркадия, в которой жизнь течет медленно и спокойно, ничто не меняется, где нет даже уличного движения. Иногда получаются прекрасные поэтические картины (например, у Клиффорда Саймака), но вероятность существования такого мира практически равна нулю. Это — не попытка прогноза, а бегство от действительности в «прекрасное прошлое», в Золотой Век, который существовал только в мифах и никогда не был возможен на Земле.
