], ливийского Аммония [
29], Додоны [
30] и Пергама [
31], то прочти внимательно их книги и узнаешь Христа, Бога вышнего, о Котором они предсказали и Который должен был придти для спасения и обновления человеческого рода. Когда Язон, вождь Аргонавтов [
32], спрашивал дельфийского Аполлона о капище, которое в Афинах считалось самым древним: «скажи нам, пророк, солнцеобразный Аполлон, кому будет принадлежать этот храм в самые последние времена?» — то Аполлон отвечал: «вы можете исполнять свои обряды, какими выражаете почтение богам, а я исповедую Единого Бога, царствующего на небесах, Коего вечное Слово зачнется чистою Девой. И как стрела, пущенная из огненного лука, Оно пройдет по всей вселенной, всех захватывая и приводя как дар к Отцу. Матери Его будет принадлежать храм этот, а имя ей Мария». — И опять, когда Ваттос [
33] спросил того же Аполлона о боге, тот отвечал: «один только причинит мне горе — это Муж с неба, Который, будучи Богом, всё-таки будет страдать, хотя Божество не будет страдать. По Божеству и по человечеству Он будет иметь от Отца бессмертие и жизнь и силы, а по Матери Он будет иметь смерть, крест и гроб. Из Его очей будут течь теплые слезы и Он пять тысяч людей насытит пятью хлебами. О Нем всякий скажет: Христос есть Бог мой, распятый, умерший, воскресший из гроба и восшедший на небо».
Когда святой приводил свидетельства о Христе Боге из греческих книг, правитель сидел как глухой аспид, не желая слышать и уразумевать правды. Он с насмешкою сказал святому:
— Ты отлично разъясняешь нам божественные дела, как будто у тебя есть небесные ключи и печати! Однако, прежде чем я начну мучить тебя, советую тебе прекратить свои пустые речи; и, отрекшись от нелепого христианства, изволь веровать с нами по старому, как повелел император. Если же ты не хочешь этого исполнить, то в наказание за свое упорство ты будешь подвергнут лютым мучениям. Тогда уже по неволе исполнишь то, что тебе приказывают!
Святой мученик отвечал:
— Если ты не хочешь познать истинного Бога, Которого ты можешь видеть духовными очами, то убивай и истребляй тела человеческие, режь и рассекай нас на части за своих богов, а я принесу моему Богу жертву хваления. Ты называешь безумными нас, знающих единого Бога, живого и истинного. Не ты ли, напротив, сам безумец, если приносишь жертвы мертвым и покланяешься бесчувственным камням? Если камень, которому ты покланяешься как Богу, вещь хорошая, то для чего ты его рассекаешь и разделяешь и потом, разделив на многие части, одну часть, имеющую некоторое сходство с человеком, ты называешь богом, которому и жертвы приносишь? Прочие же части того же камня ты употребляешь на какое-либо низшее назначение или сыплешь в болотистое место и попираешь ногами. То же ты делаешь и с деревом. Отрубивши от него одну часть и вытесав из нее идола, ты покланяешься ему, а оставшуюся часть дерева обращаешь на какое-нибудь более низкое употребление или же бросаешь в огонь. Если камень или дерево есть бог, то всякий камень или дерево нужно почитать как бога. Если же ни дерево, ни камень не есть Бог, то к чему ты просишь здоровья и спасения у гнилого дерева и бесчувственного камня? Если же ты и железо назовешь богом, то и железо подчинено силе огня и, будучи раскалено, теряет свою природную твердость, становится мягким, так что его бьют молотами. Можно ли бога бить молотами? Не назовешь ли богом огонь? Но он лишь до тех пор силен, пока ему есть что сожигать; а если не будешь подкладывать дров, то и его сила пропадает, а водой он и вовсе угашается. Как могут быть богами такие вещи, из коих одна уничтожает другую?
