– Безответственность, недисциплинированность, легкомыслие и совершенно неуважительное отношение.
Он усмехнулся:
– Кажется, она меня недолюбливает. Гамильтон промолчала.
– Но этого недостаточно, чтобы… – Он осекся. – Или?..
– В обычных обстоятельствах, Уэйл, было бы достаточно. Начальник опытного участка – не просто «внештатный технарь», как ты изящно выразился. Правительство не раздает такие лицензии кому попало. И, если ты не знаешь, ты давно на плохом счету. Большие способности, которые не находят применения. Честно говоря, ты их разочаровал. Но, к счастью для тебя, эта мадам Измайлова оскорбила Дона Сакаи, и он дал нам понять, что мы не обязаны беспрекословно выполнять все ее требования.
– Измайлова оскорбила Сакаи? Гамильтон покосилась на него:
– Ну, ты должен знать, ты же там был.
Теперь он вспомнил тираду Измайловой по поводу ядерной энергии.
– А, верно. Теперь понимаю.
– Так что решать тебе. Я могу записать выговор, который пойдет в твое личное дело вместе с жалобой Измайловой. Или ты переведешься на Землю, а я позабочусь, чтобы такие мелочи не задержались в системе корпорации.
Выбор был не богат, но Гюнтер постарался сделать хорошую мину при плохой игре.
– Похоже, что вам придется пока меня потерпеть.
– Пока, Уэйл. Пока.
Гюнтер вернулся на поверхность на следующую двухдневную вахту. В первый день он опять отвозил стержни для Чаттерджи С. На сей раз он строго следовал маршруту, и реактор был заправлен точно по графику. На второй день пришлось мотаться аж в Триснекер за какими-то старыми стержнями, которые полгода валялись во временном хранилище, пока люди Керр-Макджи спорили, стоит ли их перерабатывать или просто захоронить. Для него это оказалось выгодной работенкой, потому что хотя цикл солнечной активности заканчивался, но предостережения еще поступали, и Гюнтер получал дополнительную плату за риск.
Когда он прибыл на место, техник из Франции дистанционно объявил, что о стержнях можно забыть. Состоялось очередное совещание, и принятие решения снова отложили. Гюнтер повернул обратно к Бутстрэпу, на полную громкость запустив в голове новую а капелла версию «Трехгрошовой оперы». На его вкус, звучала она слишком слащаво, но это слушали у него дома.
На пятнадцатом километре счетчик ультрафиолета на панели скакнул.
Гюнтер потянулся, чтобы постучать по нему пальцем. Счетчик не отозвался. Чувствуя, как по спине побежали мурашки, Гюнтер поднял голову к крыше кабины и прошептал:
