— Ну, как ты тут? Тебя не обижали?
Конь фыркнул и аккуратно прихватил яблоко с моей ладони. Ну, да, такого обидишь! Почти шесть футов в холке. Я специально выбирал покрупнее, все же ему меня возить предстояло. Впрочем, шайры и на турнирах рыцарей в полном боевом облачении возили лет пятьсот назад, а еще раньше — римских легионеров. Я прижался щекой к черной как смоль шелковистой шеи лошади.
— Я тоже скучал. Прокатимся?
Годзилла кивнул и слегка припал на передние ноги, словно кланяясь или предлагая оседлать его.
— Вот и молодец!
Я накинул ему на спину потник и снял с крючка седло.
— Помочь?
Джесси, как воробушек, сидела на стенке денника. И как только забралась, высоко же! Ну, если ей так хочется… Мне нагибаться надо, а она, почти не наклоняясь, у Годзиллы под брюхом пройдет.
— Подлизываешься к начальству?
— Конечно! И надеюсь, что вы меня покатаете. Годзилле же не трудно.
— Не трудно. А не боишься скорости? Он у меня быстрый!
Джесси звонко рассмеялась и спрыгнула вниз, потом несколькими неуловимыми движениями профессионала закрепила седло.
Мне стало интересно, зачем ей понадобилось ехать со мной. Не на шайре же покататься, в самом деле. Ездила она на нем, и не раз. И не выносливость его проверять — мой Боливар двоих таких, как я, вынесет, а таких как она — с десяток. Так в чем подвох? Я почти не разговаривал с Джесси после того, как она отдала мне чек накануне торгов, но не потому, что меня смущала возникшая тогда неловкость. Просто не до того было. Пару раз я замечал ее задумчивый взгляд, устремленный на меня, и меня это страшно раздражало. Возникало неприятное ощущение, что она размышляет, как бы и дальше вывернуть мне на изнанку душу. Но какое-то мазохистское желание глубоко внутри требовало продолжения того странного разговора.
Я усадил Джесси перед собой и медленно выехал на дорогу. Годзилла послушно шел шагом, но я чувствовал, как хочется ему сорваться в галоп. Каждая мышца коня словно подрагивала в нетерпении.
— Потерпи, мальчик, сейчас отъедем и дам тебе свободу, — пробормотал я.
— Марк, почему вы это сказали?
— Что, Джесси?
— Почему вы сказали, что дадите ему свободу?
— Потому, что он хочет бежать, разве ты не чувствуешь?
Джесси не ответила и надолго задумалась. А я испытал одновременно и разочарование и облегчение. Возможно, я ошибся, и никакого разговора по душам не будет. Наверное, к лучшему. Через четверть мили Годзилла помчится, как ветер, и тогда мы уж точно не сможем поговорить.
