— Он прекратил передачу, — сказал Джанверт, манипулируя контрольным диском своих приборов. Он сидел за занавесками внутри фургона перед приемником, стоящим на полке бывшей кухни. Потное тело Ника Майерли склонилось над ним. И на грубые черты здоровяка легла глубокая морщина озабоченности.
— Что, по вашему мнению, случилось? — спросил Майерли.
— Я думаю, он специально выключил свой передатчик.
— О, Господи! Почему?
— В последнем сообщении, — Джанверт постучал по магнитофону, подключенному к радиоприемнику, — Хельстром говорил что-то насчет того, что нежелательно приносить в студию радиооборудование.
— Рискованно отключать передатчик, — сказал Майерли.
— Я бы сделал то же самое, — возразил Джанверт. — Ему надо попасть в студию.
— Но все же…
— Да заткнись же! Кловис все еще снаружи со своим перископом?
— Да, — похоже, Майерли обиделся. Он знал, что Джанверт — заместитель Перуджи в этом деле, но его раздражало такое обращение со стороны этого недомерка.
— Узнай, что она там видит.
— У этой штуковины всего лишь двадцатикратное увеличение, к тому же дымка еще до конца не рассеялась.
— В любом случае разузнай. Скажи ей, что случилось.
— Ладно.
Домик заскрипел и сдвинулся с места, когда грузное тело Майерли исчезло за дверью.
Джанверт, приподнявший наушник с правого уха, чтобы слышать Майерли, теперь опустил его на место и, не мигая, уставился на приемник. Что хотел сказать Перуджи своей последней фразой? Металлургия? Новые изобретения?
Из записей Тровы Хельстром:
«Наше будущее состоит в полном приручении людей. Следовательно, все человеческие формы Внешнего мира должны рассматриваться как дикие. В процессе приручения нам неизбежно придется ввести разнообразные человеческие формы в нашу социальную структуру. Неважно, насколько различны и разнообразны окажутся эти формы, лишь взаимная независимость и постоянное чувство нашего единства не должны быть утеряны. Праматерь и лидеры Улья отличаются от работников самого низшего уровня только внешне. Если наиболее высокопоставленные среди нас захотят вознести молитву, то в ней они должны произнести благодарность за то, что есть работники. Похвально, увидев обычного работника, подумать, что он такой же, как и я, если не считать еду и квалификацию».
Войдя в студию через двойные двери, что объясняло, почему он не смог ничего разглядеть со двора, Перуджи почувствовал что-то странное в звуках и движениях. Зловонный животный запах ощущался здесь еще сильнее. Он приписал это странному сооружению слева за стеклом, в котором находились животные в клетках. Он увидел мышей, гвинейских свиней и обезьян.
