А потом — все. Ничего не происходит.
— А что он делает, этот видеомагнитофон?
— Он показывает кино.
— А где тогда это кино? Ну, которое он показывает.
— Надо нажать вот на эту кнопку. — Дядя Мусорщик говорит: — Только ты еще маловат для такого кино, дружище. Оно для взрослых. У меня сейчас только одна кассета, но я потом поищу тебе мультики. Думаю, что-нибудь найдется. Ты пока посиди, дружище, а я отскочу в переулок. Прогуляю лошадку. — И дядя Мусорщик идет в переулок. Я знаю. Он идет какать. Он, когда собирается какать, всегда говорит, что идет прогулять лошадку. Он выходит из задней двери, даже не надевая ботинок. Потому что ботинки уже на нем. Он же мусорщик и никогда не снимает ботинок.
Он уходит, а я сижу, жду. Смотрю на телик, который сейчас ничего не показывает.
Я смотрю на него и думаю: а если нажать эту кнопку? Интересно, что будет?
И когда я уже собираюсь нажать на кнопку, задняя дверь открывается, и входит дядя Мусорщик.
Я сижу на полу, на ковре, и вообще ничего не делаю.
— А вы что, — говорю, — уже прогуляли лошадку? Уже покакали?
— Нет, потом выйду. Попозже. Там какой-то приятель гуляет с собакой. — Дядя Мусорщик нажимает на кнопку, которая на видаке, только это другая кнопка, которая вытаскивает кассету. Дядя Мусорщик убирает кассету в карман своей куртки, которую он называет «куртец». — Это кино только для взрослых.
— Я уже взрослый.
— Ты еще маленький, Том, дружище. Если я покажу тебе эту киношку, твоя мама меня убьет.
— Не убьет. Она вообще ничего вам не сделает, потому что она занята.
— Да? И чем же она занята?
— Она занимается сексом. — Я говорю это шепотом. — С тем дяденькой.
— С каким дяденькой?
— Который молочник. Только он не настоящий молочник, а такой, понарошку. Это было по телику.
— По вашему новому телику, который весь навороченный?
Я киваю.
— Зря он тебе говорит о таких вещах. Это не для детей. — Дядя Мусорщик стучит пальцем по кассете, которая у него в кармане. — Это только для взрослых.
— Просто я его ночью включил, когда было совсем-совсем поздно. А днем я смотрю детские передачи. Днем он Терик, для маленьких. А ночью — Терренс. Для взрослых.
— Она меня все равно убьет. Когда закончит, ну, с тем, чем она занимается.
— Наверное, она никогда не закончит. — Я тихо качаю головой. — Потому что она забрала свои платья.
— Какие платья?
— Все, которые были.
— Том, дружище, я что-то не понимаю.
— Они были в шкафу, — говорю. — Ее платья. А теперь их там нет.
— И куда они делись?
