— Будь ты проклята, воровка! Проклята, проклята, чтоб ты сгорела в аду! — Раздался еще один звук удара, и еще один. — Да ты знаешь, кто я такой? Ты знаешь, кто я такой?!
Эрл оказался там в следующую секунду. В комнатке, слабо освещенной мигающим искусственным светом, конгрессмен лежал на женщине и с силой лупил ее по окровавленному лицу. Эрл обхватил его железной медвежьей хваткой и оторвал от женщины, машинально отметив, насколько у конгрессмена дурацкий вид со спущенными до колен брюками, с торчащим напряженным членом, дергающимся в такт конвульсивным движениям тела, с лицом, залитым потом ничуть не меньше, чем лицо проститутки — ее кровью, и с его знаменитыми серебряными волосами, напоминающими сейчас воронье гнездо.
Эрл перенес его в сторону, не прислоняя к стене, а сам расположился между ним и скорчившейся в постели, рыдавшей и дрожавшей всем телом женщиной — ее кровь уже успела пропитать простыни, которые в мигающем свете обрели фиолетовый цвет.
— Я заплатил, — орал конгрессмен. — Она мне не дала, не дала, но я заплатил, я заплатил!!!
Эрл стоял, широко расставив руки в стороны, словно регулировщик на перекрестке, чтобы держать конгрессмена вдали от его жертвы, не причиняя ему боли.
— Будет, будет, — отеческим, почти ласковым тоном заговорил он. — Будет, остыньте, успокойтесь. Вы же не хотите сделать ничего такого, о чем будете потом жалеть. Дело того не стоит, сэр. Вы сейчас спуститесь вниз, мы отвезем вас в посольство, вы как следует вымоетесь и...
Тут у него за спиной оказался Пепе.
— Но, сеньор, она всего-навсего черномазая шлюха и ничего не значит, шлюха должна делать все, что...
Теперь в комнату проникла и Mamasita. Она вбежала с таким видом, будто хотела успокоить свою девочку. Но безумие происходящего только усилилось. Вместо того чтобы нежно обнять Эсмеральду, она своей рукой, на каждом пальце которой красовалось по нескольку перстней, — бац! — врезала несчастной еще сильнее, чем босс Гарри.
Эрл схватил мадам за плечо и с силой швырнул к стене, причем настолько удачно, что она треснулась всей спиной, широко раскинув руки, раскрыла рот и выпучила глаза, не в состоянии произнести ни слова. Потом он хорошенько толкнул Пепе — просто так, лишь потому, что у него было настроение потолкаться.
Покончив со всем этим, он наконец-то занялся конгрессменом и, практически не прикасаясь к нему, сумел кое-как привести того в порядок, чтобы можно было спокойно вывести его наружу. Что касается Пепе, если он сломал спину о стол, когда вылетел из комнаты, то ему же хуже; он, Эрл, сам отлично умел водить большой «кадиллак» и вполне мог привезти конгрессмена в посольство.
