Однако эта передышка предоставила мне возможность немного прийти в себя. Я поднялся на ноги и пошел на него. Мы вновь сцепились и покатились по палубе. В это мгновение судно сильно качнуло, и мы оба свалились за борт в воду…
Я вынырнул на поверхность полузадушенный и полуоглушенный, ловя воздух широко раскрытым ртом и жмурясь от солнечного света и сверкающей голубизны. Секунды проходили за секундами, и я понял, что он больше не выплывет. Он потерял сознание как раз перед тем, как мы свалились в воду, и сразу же захлебнулся.
Беркли тоже нигде не было видно.
Я повернулся, чтобы определить, в какую сторону плыть, и замер, ошеломленный. "Балерина" находилась в двухстах ярдах от меня и шла прямо на Юкатан, удаляясь от меня и никем не управляемая. Шенион потеряла сознание, а румпель был закреплен мною же.
Не то чтобы меня охватило отчаяние или паника — нет. Я просто ощущал мучительную обиду от того, как близка была от меня победа.
Один гребок, другой, и не думай ни о чем…
Прошел час, а может быть, и больше, а я все еще плыл за яхтой.
Всякий раз, когда волна приподнимала меня на гребень, я высовывался из воды насколько мог, кричал и махал руками.
Похоже, что мой бинокль воистину окупил себя сторицей. Я увидел наконец, как нос яхты поворачивает в мою сторону, и понял, что Фортуна решила обратить свой благословенный взор и на нас…
Нам не надо было много говорить друг другу о том, что мы чувствовали. Почти все, что я сказал ей за эти несколько дней на борту, могло уместиться в нескольких словах:
— Ты моя дорогая, маленькая, ненаглядная, божественная.
Она казалась совершенно счастливой. Я пытался отогнать легкое облачко грусти, преследующей ее. Этот последний месяц с Макслеем, страшное, неимоверное напряжение этих дней, трагическая гибель мужа — все это повлияло на нее в большей степени, чем я мог предположить. Я непрестанно повторял ей свой план о том, как мы сменим название корабля и порт его приписки. Эти восемьдесят тысяч долларов предоставят нам возможность безбедного существования в течение долгого времени. Она благодарно улыбалась мне в ответ, но ее выдавали глаза. Несколько раз за ночь она просыпалась дрожа, и я понимал, что это не было последствием тропической лихорадки. Что-то продолжало мучить ее, удерживая по ту сторону рая, который всецело принадлежал нам на борту "Балерины".
Время остановилось для нас. Несколько дней я провел, перекрашивая название судна на корме, выводя красными буквами новое имя: "ФРЕЙЯ" и порт приписки "САН-ХУАН". Моя милая помогала мне. Вообще она оказалась способной ученицей. Она ловила на лету буквально все, чему я ее учил. Она научилась пользоваться аквалангом, и мы с ней целыми часами плавали под водой, наблюдая немыслимые чудеса подводного царства. Она восхищалась жизнью моря так, словно это был совершенно иной мир, и мы любовались подводными красотами, как малые дети.
