— Артюхов Роман Сергеевич… года рождения, русский, был одет… особых примет не имеется… Евсеев Игорь Дмитриевич… год рождения… одет… примета — на левом предплечье голубая татуировка — логотип группы «АРИЯ».
Хм… надо же — меломан, что ли? Ну вот — будет повод зайти в детский дом, точнее — в их летний лагерь. С Темой поговорить… с чего-то ведь Машенька на него указала! Именно на него!
А может, лучше сейчас рвануть с участковым к Кумовкину? «Гермес» ведь его суденышко… и те парни, поджигатели — тоже как-то с ним связаны… может быть. Или не с ним, а с кем-то из кумовкинских…
Ну, приедут они на пилораму, на склад — здрасьте, вы побегушников случайно не видели? А Машу? Нет, да? Жаль, жаль… Вот так все и кончится — Узбековы работнички, даже что и знают, так лишнего не сболтнут, тем более — милиции: там половина судимых, едва не только что с зоны, а остальные туда же глядят. Нет, не скажут. Особенно если с Димычем… Лучше уж чуть погодя, одному…
— Да еще чуть не забыл… — уже садясь в машину, милиционер обернулся. — Еще и самоубийство у них в лагере было, вчера только труп оформлял, с утречка… такое вот «доброе утро».
— Самоубийство?!
— Пацаненок один таблеток наглотался… заметили, да уже поздно, так и не смогли откачать. Предварительно — передозировка снотворного… ну, это и так ясно. Медсестру тамошнюю, конечно, надо взрючнуть, чтоб за лекарствами лучше следила… в прямом смысле бы неплохо взрючнуть… — участковый плотоядно зажмурился. — Эх, Алина, Алина… классная девочка!
— Пацаненок?! А что за пацаненок-то?
— Да не помню я… Спихнул, да из головы вон, других дел, что ли, мало? Маленький такой, лет одиннадцати… Артемом, кажется, звали…
— Артем?! Одиннадцать лет?! — У Миши разом пересохло во рту. — Слышь, Димыч, а он точно сам?
— Ха! Конечно, сам… да кому он на фиг нужен?!
Вот так вот! Ну и дела! Вот это жизнь складывается: Маша неизвестно где, Артема уж и в живых нету… Дела!
Простившись с участковым, Ратников погнал машину без остановки до самого лагеря. Взбежав на крыльцо, протопал грязными сапогами по коридору, едва ли не пинком распахнул дверь кабинета директора.
— Господи, это вы… — привставший было Иван Андреевич без сил опустился в кресло. — Я уж думал… Комиссию мы тут ждем, вот-вот должны подъехать. Причину вы уже, наверное, знаете…
— Да уж, — кивнув, Михаил уселся на стул.
Директор выглядел плохо — осунувшийся, небритый, в мятом галстуке, с каким-то потухшим, словно у побитой собаки, взором. Переживал — это было видно.
