В нашем доме с согласия матери разместилась мастерская по пошиву солдатского обмундирования. Хотя фронт и наше село разделяли не десятки, а сотни километров, окна изнутри, как только темнело, закрывали деревянными ставнями: как-никак наш бревенчатый дом стал оборонным объектом, боялись, как бы не долетел фашист. Я засыпал под стрекот швейных машинок, под него и просыпался, со временем привык к шуму настолько, что ничуть его не замечал.
Сколько теплых вещей, в основном носков и рукавиц, было связано дома зимними вечерами руками матери, сколько сшито носовых платков и кисетов для махорки! Мы приносили их в школу, вкладывали внутрь письма, которые писали фронтовикам после уроков, и запаковывали в фанерные ящики. Потом от имени школы все это отправлялось в адрес полевой почты.
И еще помню 9 мая 1945 года. Как только объявили по радио, что война окончилась, все побежали в клуб, который размещался в центре села, в бывшей церкви, хотя никто никого не созывал, никто не приглашал. Все произошло стихийно. Люди привыкли за долгие дни войны держаться друг друга, вместе делить горести и несчастья, видимо, они хотели вместе встретить и радость Победы...
Ральф слушал молча, не переспрашивая и не перебивая. Возможно, ему трудно было представить то, о чем я говорил. Его детство совпало с годами, когда пушки уже молчали, а на немецкой земле рождалась новая демократическая Германия — государство рабочих и крестьян.
Мы встретились с Ральфом еще раз несколько лет спустя, уже в Москве, когда он учился в Высшей комсомольской школе. Он показал мне фотографию сына: весь в него — широколицый, в веснушках, не хватало только очков, которые сам Ральф носил не снимая. Я подумал вдруг: ведь подрастают дети — а некоторые из них даже ходят в школу, — отцы которых уже не знали войны. Как-то незаметно мы перешагнули этот рубеж, который означал, что в нашу жизнь стало входить второе послевоенное поколение. Заметим еще, что всего два года назад последние из тех, кто весной 1945 года видел или слышал залпы победного салюта, как мы говорим в обиходе, «вышли из комсомольского возраста». Вехи, не отмеченные ни в каких календарях, но знаменательные.
Время неумолимо, и 30 лет, минувшие со дня Великой Победы, — срок немалый. Казалось, по объективным законам логики оно должно безжалостно стирать в человеческой памяти печать минувшего, и чем дальше, тем сильнее. Но память неподвластна логике времени. Слишком дорогой ценой оплачена эта победа: 55 миллионов не вернувшихся с полей сражений к родным очагам, из них 20 миллионов — советских людей; около 90 миллионов раненых и калек; тысячи разрушенных и сожженных дотла городов, сел, деревень, только в Советском Союзе 25 миллионов человек остались без крова. А сколько невосполнимых потерь, не поддающихся подсчетам? Сколько было бы создано материальных и духовных ценностей руками погибших, руками их детей, внуков, правнуков, так и не появившихся на свет?! И потери эти, на первый взгляд незримо и не столь явственно, как в первые послевоенные годы, будут давать знать о себе не одному поколению людей.
