— Что я им скажу, когда меня позовут? — вполголоса спросила она сама себя, отгоняя страшную усталость.
— Что тебе, Вероника? — послышался от соседнего дерева голос Имро.
— Ничего, я так...
— Мне послышалось, что ты что-то говоришь.
— Наверно, во сне.
— Да, теперь и не знаешь, во сне или наяву, — постучал ногами Имро, тонкий и высокий мужчина, который на голову был выше всех остальных.
Вероника хотела еще что-то сказать, но усталость взяла свое, и мысли в голове перепутались. То она видела убогий батрацкий домик, в котором выросла, то Онуфрака — первого человека, умершего у нее на руках. Три раны кровоточили у него из груди, кровь шла изо рта, а он ее еще о чем-то просил. «Когда вернешься, — выталкивал он из себя слова, — сразу не говори жене, что случилось. Она слабая на сердце, а маленькому только три года... Ему нужна мама. Позови лучше старшего и скажи, что...» Он хотел еще что-то добавить, но голова бессильно повисла у нее на руке. В мертвых глазах Онуфрака отразилось голубое небо и быстро плывущие облака. Вероника не могла удержаться от рыданий. До этого она отплакала отца и мать, которых убили словацкие фашисты за то, что кто-то донес, что батрак Загуранчик ночью носит в лес мешки пшеницы с панской мельницы. Ее же не схватили только потому, что ее не было дома, но офицер приказал «подождать гаденыша, покрутить его туда-сюда и потом бросить на растерзание Люциферу». От страха она тогда даже заплакать не смогла. Смерть Онуфрака открыла ей сердце и позволила выплакаться. Но с той поры сердце ее затвердело.
— Где ты? — услышала она голос Снопко.
— Здесь, деда...
— Иди, тебя ждут, — сказал он и повел ее туда, где они совещались, — в небольшой овражек, поросший молодыми елями. — Мы знаем, что у тебя нет бинтов, но в деревню или в город одну тебя не пустим. Нам надо вывести из строя туннель хотя бы на три дня. Мелько говорит, что к нему мы можем подойти через старую шахту.
Вероника не знала, говорит ли Снопко это ей или разговаривает сам с собой о предстоящем диверсионном акте. Да, этот туннель!.. С обеих сторон он усиленно охраняется, но, если бы можно было проникнуть в него изнутри через шахту, захватив с собой побольше взрывчатки, тогда бы задали они фашистам работу на долгое время. А они могли бы податься на север и там либо подождать соединения с наступающей армией, либо, если будут силы, попытаться самим перейти линию фронта.
Вероника совершенно ясно представляла себе этот первый день свободы: они побегут навстречу восходящему солнцу и где-то совсем близко увидят несколько домов, из труб которых будет едва заметно подыматься дымок. Почему ей мечталось видеть дом с дымящейся трубой, с деревьями, спокойно спящими в саду, с забором, занесенным снегом, она и сама не могла сказать. Но именно так ей представлялся тот первый день свободы.
