– Что вы, доктор… У нас хороший воздух! Луфт! – уточнил Глеб. – Мне другой воздух нужно.- Майер шумно вздохнул.- Zivilleben! Auf Wiedersehen![19] – Уже в дверях он добавил: – Тот коробошка нужно кладет холод…
Майер опять прошел мимо Соколовского нездоровой, пыхтящей громадой.
Смерти боится, -объяснил Глеб Соколовскому. – О пролитой крови скорбит, о вражде человеческой. Он – как барометр: чем неспокойнее в городе, тем у него на сердце горше. В прошлую пятницу офицерский клуб рухнул, там как раз черные мундиры музицировали.
– Авиационный налет? – спросил Соколовский. Глеб улыбнулся уголком рта.
– Говорят, в подвале у них что-то взорвалось. Красноватые тяжелые руки Глеба устало легли на край стола, как-будто нарочно для Того, чтобы Соколовский мог рассмотреть их. «Не курит», – отметил зачем-то Соколовский, задержавшись взглядом на его пальцах.
– Майер одинок, – продолжал Глеб. – У них там, за проволокой, подтрунивают над ним: нескладный, неуверенный, без форса. Сам понимаешь: офицерский корпус, начальство, врачи, европейцы, потомки Арминия! А он ничего, совестливый… – убедившись, что лицо Соколовского нисколько не смягчилось, Глеб спросил: – Что, не любишь?
– Ненавижу!
– Всех?
– К чертовой матери с их сердцами, больными и здоровыми, с их сволочной чувствительностью, с лагерями и докторами заодно. Ненавижу!
Глеб рассмеялся непосредственно и живо, чем-то напомнив Соколовскому Крыгу.
– Не стану тебя переубеждать. – Он помолчал. – У нас в госпитале свои люди: нянечки, даже сиделки есть… тоже, между прочим, разный народ. Кто поумнее, о Майере хорошо говорят. Ну-ну, оглядись после лагеря: в жизни много неожиданного. – Он поднялся из-за стола. – Пошли ко мне, Нужно успеть до комендантского часа.
Глеб снял халат. Под ним оказался мешковатый серый пиджак и салатового цвета сорочка из вискозы, стянутая у ворота обвислым трикотажным галстуком. Снова что-то знакомое мелькнуло в крупном носатом лице Глеба, но знакомое это было так расплывчато-неясно, так незначительно, что память ничего не смогла подсказать. Он прочел пытливый, ищущий взгляд Соколовского.
– Все не узнаешь! Обрадовал ты меня. – Потом с загадочным видом сообщил: – Кровать Грачеву я уже выдал. Майер у нас покладистый. Только, представь, нужна кровать не санитару и не мальчонке даже, а некоему гражданину по имени Скачко.
– Мише, что ли? – поразился Соколовский.
– Вот чего не знаю! – Глеб хитровато прищурился. – Знаю, что Скачко, что сосед Грачева, футболист, ну и все такое прочее.
