Дзюба – домовитый, запасливый человек, из крепких зареченских хозяев. Как он теперь? С кем?
Выбора уже не было – машинист с интересом посматривал на Соколовского, ощупывая его быстрым, приметливым и хитрым взглядом.
– Здравствуйте, Дзюба.
– Здоров, инженер, – ответил машинист грубовато, не выразив ни удивления, ни особой приветливости. – Рыбаком никак заделался?
Соколовский пожал плечами. Из-за спины Дзюбы выглянул чумазый незнакомый Соколовскому помощник.
– Батько где? – спросил Дзюба.
Соколовский показал рукой на восток молча и неопределенно, не выразив ни радости, ни осуждения.
– Дела, – сказал машинист. – Дела твои, господи! Старики бегут, на чем же земля держится… Ты куда с рыбой?
– Мне поговорить надо.
– Давай ко мне, – сказал Дзюба. – Тут сподручнее, и немчура не видит.
Они забрались с Соколовским на тендер. Устроились, расстелив на антраците старые рогожи.
– С фронту? – спросил Дзюба.
– В лагере был. Девять месяцев.
– Бежал? – Вопрос без страха, без особого интереса или сочувствия.
Соколовский заколебался: не скажешь ведь правды, как оно было с ними, с футбольным мячом, с приходом начальства. В это поверить трудно, он и сам не вполне понимает затеи немцев…
– Бежал, – подтвердил Соколовский. – А вы, вижу, работаете? Старого дела не бросаете, да? Привыкли… Ох, и скоро же привыкли!
– Бедуем, инженер, – сказал Дзюба, протянув ему кисет. – Много народу побили, а кто в леса ушел. Фронт далеко, а у нас всякий день война. Придет ихний эшелон с людьми, наши, як назло, бомбят. – И добавил с простецкой улыбкой: – Случается, и попадают: значит, какой-то паразит сидит, сигнализирует… Дзюбу под свою же бомбу подводит.
От этого разговора Соколовский уклонился:
– Уголек, вижу, донецкий?
– Все наше! Уже он и на Донбасс забежал. Они нам смерть, сигареты та вошу возят. Еще и карты справные, в воде мыть можно.
– Играете?
– Случается.
– В очко?
– Не в подкидного же нам дурака играть, инженер.
– В поддавки, значит. Дзюба рассмеялся.
– Тут одни диды пооставались, им в поддавки негоже играть. – Он принялся загибать черные, давно потрескавшиеся у котла и топки пальцы: – Забашта, Тимофеев из депо, помнишь, Гаврилов, Крыга…
– Крыга?! -вырвалось у Соколовского.
– Он.
– Григорий Крыга?
Ему все еще не верилось. Крыга – близкий друг их семьи, крестный Ивана, правдолюб, смешливый хитрец, мастер, ведавший когда-то практикой фабзавучников в депо.
– Та он же! И Крыга, як и мы, не святой. Живет! А що нам – вешаться? Хочешь, сведу с ним?
