— Сколько, Трофим Иванович?
— Проиграли четыре секунды, — сказал он хрипло.
Я вздохнул тяжко. Сам виноват. Зачем держался за веревочку?
— Это я виноват, — сказал дядя Троя горестно. — Сбил тебя с толку. «Сюиссянин, космический мастер, приглядывайся, перенимай!» А он, заморский заморыш, еле до финиша дополз. Говорит: «Кислорода мало на вашей планете, полтора процента мне не хватает». Ну и бегал бы с кислородным баллоном. А на Сюиссе что? Какие результаты мы покажем на их кислороде!
Опять я вздохнул: «Мы покажем, я не покажу».
— И нечего киснуть, — сердито буркнул дядя Троя. — Не нос — закваска. Опусти в молоко, сразу творог будет. Финишировал ты великолепно, сделал больше, чем мог. Шутка: двадцать секунд отыграл на одном круге. Заслужил поездку на все сто процентов. Я подам протест… напишу, что в нашем забеге волна была больше.
— Дядя Троя, вы всегда говорили, что это не по-спортивному протестовать.
— Ну не без того, не любят у нас протесты. Но на следующий год ты полетишь обязательно. Это я гарантирую. Ты настоящий боец с полновесной буквой Я.
ЭПИЛОГ
На Сюисс я так и не попал. Что можно гарантировать в спорте? Мяч круглый, как известно, катится в любую сторону. Осенью я начал терять форму: плечи у меня раздались, грудная клетка развернулась, на подбородке появились волоски, наросли мускулы, кости стали тяжелеть без спросу. Я начал прибавлять килограммы, оседать на миллиметры… и терять секунды на километрах. Увы, гидробег — спорт пятнадцатилетних. Владельцы паспорта для гидробега — переростки.
При мне осталась заслуженная буква Р, и горькая буква О, и сердитое Я, но Т я терял — терял талантливое телосложение, подобное сюиссянскому. И почувствовал в полной мере то, что предсказывал дядя Троя: всю горечь отставки в 16 лет. Бывший герой бывшего сезона. Почетный ветеран, экс-чемпион, мальчишки смотрят на тебя уважительно на старте и снисходительно на финише. Обгоняют непочтительно.
Я пробовал перейти на коньки. Это родственный спорт, и разряд я получил без труда. Но все-таки в коньках иной счет таланта. У нас все решает вес, у них мускулатура. Лед твердый, он под коньками тает, но не проседает. Техника другая, требования другие. Меня не признали перспективным.
Для удовольствия хожу я на каток, секунды не считаю.
Тем более что за 8-м классом пошел 9-й, а там и 10-й. Пришла пора выбирать жизненный путь, и такой, где «чем старше, тем цена больше».
Надумал я идти в Литературный. Всегда тянулся к книге. И в школе учителя отмечали мои сочинения, один раз мне поставили «пять» с тремя плюсами. И вот пришел я в Дом Герцена, толкаюсь в толпе подающих надежды молодых талантов, гривастых или бритоголовых — по самой последней моде, среди девочек в брючках, в юбочках, девочек в трико, девочек в ленточках, слушая разговоры о крике души, о самовыражении и собственном видении мира… и об очерках в многотиражках, и о стихах в районных газетах. Слушаю, и оторопь берет. Куда я затесался? Вокруг сплошные таланты. Что я стою со своими тремя плюсами? Почему вообразил, что могу опередить всех?
