Нечисто он проходил препятствия на этот раз, можно было подумать, что устал. В одном месте чуть не выскочил на подводный камень, зашатался, руками взмахнул. Если бы я ближе шел, мог бы и налететь на него. У нас на командных забегах иногда устраивают кутерьму нарочно: ведущий падает, загораживает дорогу, следующие на него, барахтаются, разбирают, где чьи ноги. А своя команда сторонкой обходит — и на чистую воду. Бывает такое, даже споры идут: по-спортивному ли подстраивать подобные фокусы? Но ведь сюиссянин сам по себе, не заодно с Васей Богомолом. Ему нет выгоды меня придерживать.
Так что я его еще отпустил немножко, прошел скалы внимательно, не торопясь, с балетной чистотой, хоть сейчас на сцену Кировского оперного. Болельщики взревели, замахали шапками.
А дядя Троя?
— Бросай ты его к чертям! Вперед уходи, вперед! По своему графику, своему, своему. Хуже на двадцать четыре! Я! Я! Я!
Хуже на двадцать четыре секунды? И остался один круг! Это была катастрофа.
4. БУКВА Я
— Я! Я! Я! — кричал мне дядя Троя вслед.
«Я» — последняя буква в его прозвище. Я — последняя надежда проигрывающего, последняя ставка спортсмена, если равны таланты Т, и равна Р — предварительная работа, и равен О — опыт.
Все равно, тогда остается сопоставить Я — ярость бойца.
Ярость. В горячке боя гневный боец сокрушает тройные силы.
Ярость матери, которая дикой кошкой кидается на зверя, ухватившего ее детеныша.
Ярость мальчонки, ухватившего за горло насильника, обидевшего его мать.
У нас, в спорте, конечно, ярость небезрассудная, ярость в пределах правил. Тут никому не разрешается бить соперника дубинкой по голове. Даже есть биологическая основа этой ярости. В мускулах у каждого хранится резерв на экстренный случай, для спасения жизни. Если жизнь потеряешь, беречь те запасы незачем. Вот природа их и извлекает в минуты смертельного ужаса или безумного гнева.
А мы должны извлечь на финише. За флажком резервные силы не нужны. Пусть на носилках унесут, а с букетом станцует дядя Троя.
Иные говорят у нас, что злиться не обязательно. Говорят, что любовь окрыляет не меньше, чем злость. Возможно, не спорю. Но ведь я мальчишкой был тогда. И моя вихрастенькая предпочитала меня не окрылять, а окорачивать.
— Гордишься? — переспрашивала она меня, когда я показывал ей грамоты. — Видела, видела, есть чем гордиться. Великолепно переставлял ноги.
Иные говорят: важнее всего товарищество. Ты — представитель Ленинграда, ты прежде всего должен думать о чести Ленинграда.
