Он открыл дверь и увидел поручника Данецкого.
— Если вы не очень заняты…
— Я жду одного человека, — сухо проговорил Радван.
— А я… проходил вот мимо… и решил заглянуть на минутку.
— Пожалуйста, входите. — «Ладно, — подумал Стефан, — и так уже все знают. Когда Аня придет, скажу, что это моя невеста, в конце концов я имею на это право».
Данецкий вынул из кармана шинели бутылку. Радван не любил, когда спиртное приносили таким образом.
— Нет, пан староста, лучше выпьем по рюмочке моего коньяка.
— У меня ведь, собственно, к вам просьба.
— Слушаю вас. — Сегодня коньяк Стефану не нравился, был как вода. «Мне не нужно пить», — подумал он.
Данецкий огляделся по сторонам, задержал свой взгляд на аккуратно застланной койке, чистой подушке на английском одеяле. У Радвана возникло такое ощущение, будто копаются в его белье. «Данецкий был не старостой, а сотрудником второго отдела», — вдруг подумал Стефан.
— Ну и какая же у вас просьба?
— Завидую вам, — сказал Данецкий.
— Это чему же?
— Молодости, положению… Потому что я развалина, пан Радван. После того что пришлось пережить… Ну на что я могу рассчитывать в жизни, даже после того как дождусь конца войны? — Он наполнил свою рюмку. — В восемнадцатом году был молодым, даже моложе, чем вы сейчас, и верил, черт побери, верил. Дело вот в чем, пан Радван…
— Слушаю вас.
— Пожалуйста, не сердитесь, дорогой коллега, но прошу упомянуть обо мне в своих отчетах, может, я вам пригодился бы в другом месте…
— Каких отчетах? Я пишу только то, что приказывает наш общий начальник, майор Высоконьский.
— Ну конечно… За ваше здоровье! Ведь сюда вас послал сам генерал Сикорский.
— Это правда. Но это еще ничего не значит.
Данецкий вздохнул.
— Пан поручник, я хочу уехать из этой страны, на Ближний Восток, в Англию, куда угодно… Это страшная страна, я боюсь ее.
— И это говорит офицер в военное время?
Староста встал.
— Офицер, честь… Вы все считаете меня тряпкой, правда? Даете различные мелкие поручения, как это делает Высоконьский, либо подсмеиваетесь надо мной, как наша милая пани Ева… Я когда-то тоже был человеком чести. А разве вы лучше меня? Мелкие интриги, травля, смешные заговоры — и тут же: «Да здравствует Верховный!» Санация погубила Польшу, мы ничего не отдадим, а люди живут в голоде и холоде, поездили бы вы по представительствам да посмотрели бы на нашу помощь им, в посольстве лежат тысячи писем без ответа. Вы думаете, что я трус? На далеком севере, в тайге… я умел и работать, и постоять за себя. А сейчас… — Оборвав фразу, он уселся и потянулся за рюмкой.
