— Они тоже. Я уже говорил: либо союз, либо твердость и неуступчивость во всем, в противном случае это будет ни союз, ни твердость.
— А ты за что?
— Я — за союз…
— В политике, — перебил его Сикорский, — не бывает такого выбора. Ты этого не понимаешь. Мне кажется, Сталин в целом искренне стремится добиться польско-советского сближения. И, видимо, как и я, понимает, что не все проблемы можно в данное время решить.
Валицкий не отзывался.
— Почему ты молчишь?
— Видишь ли… ты все время играешь… Изучаешь свои карты, карты партнера, гадаешь, стоит ли… А может, необходимо принять смелое решение, которое явится поворотным пунктом в истории?..
— Я такое решение принял, — нехотя промолвил Сикорский.
— Хорошо, — сказал Валицкий и добавил, хотя сам перестал уже в это верить: — Ты способен на это. А может, дело в его реализации? Извини, но если бы нашим послом в России был Дмовский [26], а не Кот, он наверняка, невзирая ни на что, проводил бы последовательную линию. И сегодня вся советская печать говорила бы о наших требованиях в отношении границ на западе…
— Неужели они тебя переубедили? Я же не связываю наших требований на западе с какими-либо уступками на востоке…
— Уступишь, — возразил Валицкий, — когда твои уступки не будут уже иметь никакого значения.
Сикорский сделал вид, что не расслышал.
— Я смотрю на все без иллюзий, — сказал он. — Они, разумеется, используют всевозможные формы давления на меня, хотя бы этот митинг польских коммунистов в Саратове накануне моего приезда, транслируемый по радио. Если бы я узнал об этом раньше, наверняка выразил бы Сталину протест… Что же касается двойственности… Я последователен в том, что говорю и думаю. Меня же атакуют со всех сторон, даже теперь, здесь… Даже симпатичный Казалет… Ты его знаешь?
— Нет.
— В деликатной форме, как доложил мне Ретингер, он дал понять, что англичан беспокоят некоторые мои заявления. Якобы я зашел чересчур далеко в выражении дружественных чувств к Советам, хотя бы на банкете, где я говорил о прочном союзе. Они боятся излишнего сближения с Россией… А кто подталкивал меня к скорейшему подписанию договора, кто поздравлял с решением поехать в Москву? Черчилль, Иден…
— Это не так уж плохо, — сказал вдруг Валицкий, — что англичане беспокоятся, что наша цена растет.
— Тебе так кажется? — улыбнулся Сикорский. — Я окружен недоверием… Меня постоянно обвиняют: то в излишней уступчивости, то в чрезмерной твердости, а тем временем нагромождаются новые трудности.
