— Коммюнике, однако, является обвинением.
— Нет. Оно, по сути, требует проведения расследования.
— Где? Когда? На землях, захваченных немцами? Вы верили, что немцы создадут возможность какого-либо объективного расследования?
— Нет, — сказал Кот. — Мы же обратились в международную организацию, имеющую огромный авторитет.
— Немцы тоже обратились в международную организацию Красного Креста. И даже на сутки раньше!
— Мы этого могли не знать, — пробурчал министр.
— Могли додуматься, — наступал Рашеньский. — Вы же знали, что они сделают все, чтобы такую оказию использовать. Для немцев это колоссальная удача!
— Нас волновали правда и справедливость!
— Хорошо. Понимаю. Минуту назад вы сказали о необходимости учета отношения оппозиции. Боялись, что оппозиция этим воспользуется. А то, что немцы воспользуются?
Кот встал, начал быстро и нервно расхаживать по кабинету.
— Знаю, теперь начнут обвинять меня. Будто я уговорил премьера подписать коммюнике. Вы можете вообразить себе ту ночь? Вы говорите, судьба Польши! А мы вынуждены были реагировать на преступление. Хорошо, может, поспешили. Но кто возьмет на себя право нас обвинять!
— Возьмут. Почему не проконсультировались с англичанами?
Кот передернул плечами.
— Мы не доминион. Англичане, кстати, холодны. Наших проблем не понимают.
Рашеньский, вспоминая тот разговор, понимал, что разочарование министра после каждой фразы становилось все больше. Кот произносил высокие слова, но журналисту казалось, что эти слова прикрывают малую игру.
— Зачем, — наступал Рашеньский, — понадобилось коммюнике Министерства национальной обороны? Повторять уже известные немецкие обвинения? Вы ведь должны были предвидеть, какая будет реакция!
— А вы, пан Рашеньский? Как бы вы поступили?
Анджей молчал. Хотел задать Коту еще много вопросов, но вдруг у него пропало желание. Вензляк был прав: Сикорский и его ближайшие соратники неспособны на большие решения. Он воображал себе ту ночь, когда они сидели, оценивая слова коммюнике. Естественно, думали о погибших. Искали также выражения, которые удовлетворят оппозицию и немного ослабят страшную тяжесть выдвинутых обвинений.
Знали, что, обращаясь к Красному Кресту, наносят пощечину Советской России и ставят под удар всю концепцию Сикорского. Более того, соглашение союзников.
— Не могу их осудить, — сказал он Еве, — и не знаю, как бы сам поступил.
— Ты так же, — произнесла Ева, — так же нерешителен, как Кот. Не способен даже сказать: «Ничто не воскресит мертвых». Не можешь твердо и ясно заявить: расследование после победы. Тебе не хватает веры. Иногда нужна такая вера, чтобы жить. Чтобы мог жить народ.
