— Я все говорю, говорю а не знаю, под каким соусом вы будете писать или докладывать. Лирически о профессоре, который хотел добра, а плохие люди мешали ему? По-мужски о генерале, который с изумительной отвагой, как это делали еще старые вожди, вывел армию из оказавшейся под угрозой страны? А может…
— Не смейтесь надо мной, пани Ева.
— А что нам еще осталось? Больше всего мне хочется смеяться над теми, кто считает польский вопрос пупом земли. Несколько дней назад в Москве был Черчилль. Прибегает ко мне наш уважаемый советник и говорит. «Можете себе представить, пани Ева, что Черчилль в беседах со Сталиным вообще не поднимал вопрос о Польше. Не обмолвился ни единым словом, знаю об этом из самого надежного источника, от самого английского посла». Как будто у них не было других, более важных дел! Мы постоянно испытываем чувство разочарования. Ну как?
— Не знаю еще, — сказал серьезным тоном Рашеньский. — Может, сейчас и не удастся написать ничего разумного, оставим это на будущее.
— Когда те, кому суждено погибнуть, погибнут, а те, кто…
Ева резко встала, опрокинув стакан с коньяком.
— Извините, — сказала она. Подошла к окну, отвернув от Рашеньского лицо.
— Что случилось, пани Ева?
— Ничего особенного. Я не люблю разливать спиртное.
Она села и, казалось, снова успокоилась.
— Вы знали поручника Радвана?
— Радвана? Да, знал. Познакомился с ним в Татищеве, когда приезжал с генералом Сикорским. А почему вы спросили о нем?
— Да так просто. Видите ли, есть такой тип людей, которые дорого платят, но есть и такие, которые увиливают от уплаты по счетам.
— Кого вы имеете в виду?
— К первому типу отношу Радвана, а ко второму…
— Может, меня? — улыбнулся Рашеньский.
Кашельская не ответила. Некоторое время спустя, выпив еще коньяку, прошептала, не глядя на него:
— Как можно спасти человека, который не замечает надвигающуюся на него опасность и ничего не понимает, буквально ничего?
— Женщины обычно спасают мужчин для себя. Она снова резко отставила стакан.
— Нет, я хотела спасти его не ради корысти. — Ева вдруг разразилась смехом. — Извините, пан Анджей, выпила немного лишнего. Кстати, не исключено, что у меня к вам будет просьба.
— Слушаю вас.
— Это потом. Какие у вас планы?
— Хотел бы поговорить с местными коммунистами.
— Даже так? Не думаю, что Сокольницкий будет от этого в восторге. Мы официально не признаем их существование.
— Но они все-таки существуют. А теперь…
— «Теперь, теперь»! Не хочу о них слышать, понимаете! Вы, кажется, не поддаетесь на их аргументы, — она заговорила негромко, в своем обычном ироническом тоне, — но будьте осторожны. Впрочем, они, может, вовсе не захотят разговаривать с вами.
