Сенька, бывший Ковбой, а нынче
справедливо заключенный".
Андрей выплюнул измочаленный листок, вложил письмо в конверт и, в раздумье сдвинув его уголком фуражку на затылок, пошел в село. Он шел напрямик - березовой рощей, насквозь прозрачной, пронизанной длинными солнечными лучами, под которыми новенькими монетами загорались опавшие листья. Шел медленно, заложив руки за спину, опустив голову, будто в самом деле выбирал - какой бы золотой поновее подобрать с земли, и было ему грустно и немного тревожно.
В девять утра он позвонил в райотдел, связался с начальником.
- Что у тебя, Ратников? Чего с утра беспокоишь, поспать на рабочем месте не даешь? Да веселей, веселей докладывай - ко мне народ на совещание собирается.
Андрей сообщил, что повезет сегодня в район Тимофея Елкина, злостного пьяницу и прогульщика, что исчерпал все меры воздействия на него и подготовил дело для передачи в суд.
- Это который Елкин? Дружок, что ли? Не сдается, значит, мужик? Упорствует? Ну давай вези - не потеряй только по дороге. Как выходные у тебя прошли, спокойно? Ну вот - не зря тебя хвалить начали. Кто да кто? Пресса, Ратников, родная районная печать. Пишут: творчески работаешь, чуткость проявляешь, общественность за тебя - горой, пьянство, пишут, на твоем участке "на грани искоренения". Благодарность бы тебе объявил, да рано - ты ведь еще и года не работаешь, - а похвалить имею право. Вот на пенсию соберусь - буду тебя на свое место двигать. Пойдешь? Подумай, не возражаю - мне до пенсии всего ничего осталось - семь лет, три месяца и одиннадцать дней...
Дом Тимофея Дружка стоял на краю села, среди старых сильных берез. Низкий, кривой, с заросшей какой-то зеленью и сдвинутой набок крышей, он был похож на хороший когда-то, но гнилой теперь гриб, для которого все сроки уже прошли и который сам уже ждет не дождется, чтобы кто-нибудь, проходя мимо, заметил его и сбил в траву носком сапога.
Андрей вошел в избу. Тимофей калачиком спал на лавке - босые ноги укрыты пиджачком, ладошки невинно сложены под небритой щекой.
Андрей разбудил его.
- Собирайся, Елкин.
Тимофей, будто и не спал, распахнул, как окошки, голубые чистые глазки, сел, помахал руками перед грудью - зарядку сделал, стал сноровисто одеваться.
- Что нового на воле, дружок-начальник? - Он считал себя под домашним арестом. - Никаких тревожных вестей не наблюдалось? Не нужна ли в чем моя помощь?
- Помощь нужна, - усмехнулся Андрей. - Ты, может, хоть на прощанье сознаешься, где деньги на водку доставал? Что у тебя за неучтенные доходы? Ведь за все лето двадцать восемь рублей заработал - честный труженик!
