— То есть главным для тебя был процесс, а не результат. Да?
— Футбол, конечно, это не такое простое дело. Но для меня каждый матч все равно был праздником. Играли по выходным, на стадион приходило довольно много народу — по несколько сот человек. У всех — отличное настроение, люди улыбаются… Объездил с командой всю округу — тоже ведь интересно. Ни у кого в части такого досуга не было — в назначенное время в военный городок заезжал либо главный тренер на своем «Варбурге», либо его жена на «Мазде». И с этого момента кончалась моя армейская жизнь и начиналась совсем-совсем другая. Когда команда отправилась на матчи переходного турнира, за мной аж на «Икарусе» приехали…
— Представляю, как завидовали тебе в части.
— Может быть. Но ведь я проводил свой выходной так, как считал нужным. Только и всего. Нет, если бы кто-то захотел мне напакостить, то, наверное, смог бы лишить меня футбола. Но, понимаешь, в Германии жизнь более благополучная и спокойная, так что люди завидуют друг другу не настолько остро как у нас. Даже в армии.
— Да ради футбола ты мог бы, наверное, и нарушить армейскую дисциплину…
— Бывало… Например, возвращались мы с полигона, и я никак не успевал к началу телерепортажа с участием нашей сборной. Знаешь, что сделал? Поставил на марше свою машину последней в колонне, помаленьку отстал, потом рванул другим путем и влетел в нашу ленинскую комнату одновременно со стартовым свистком судьи… Вот о чем до сих пор жалею — «Хольмезен» уже после объединения Германии пригласили на однодневный турнир на территории бывшей ФРГ. И я не рискнул поехать с ребятами. Возможно, никто и не узнал бы. Но это по армейским меркам — проступок серьезный.
— Тебе довелось быть в Германии в интересное время. Испытал это на себе?
— Немного да. Честно говоря, и прежде наша армия нередко вела себя так, что просто не могла вызвать симпатии немцев. То солдаты дачу обворуют, то танк на марше газон «случайно» разворотит, то еще что-нибудь. Это, естественно, рождало ответную реакцию. До поры до времени, пока существовала «нерушимая дружба советского и восточногерманского народов», противостояния почти не ощущалось. У каждой части были шефы, они приезжали в гости, давали концерты, мы обменивались подарками… Причем поверь, что иногда это делалось совершенно искренне, а не, по каким-то политическим соображениям. Но после того, как изменилась обстановка, исчезло и то доброе, что действительно связывало нас. Общаться с русскими стало, видишь ли, «нецелесообразно». Как у нас в свое время — с «врагами народа».
