Но здесь, наверху, в офисе матери, он не чувствовал никакого страха. Только раскинутые руки и холодное оконное стекло. Здесь он мог быть Икаром, победителем высоты, летящим над рекой, над всем городом. Он мог смотреть на мир сверху вниз и подниматься к солнцу…
Джек побыстрее доделал домашнюю работу — ничего особенно трудного не задали, а письменно только математику — и переоделся в джинсы и кроссовки, надел серую футболку «Никс» и сине-оранжевую куртку с эмблемой «Никс». А потом вышел на крыльцо, чтобы дождаться Дома, который должен был за ним зайти. Сидя на шершавом бетоне, он гадал, что же такое ему скажет мама и выиграют ли сегодня вечером «Никс». Еще он немного поразмышлял об отце. Но больше всего его занимала мысль о том, сколько хот-догов он сегодня сможет съесть. И он решил, что сегодня вечером попытается побить собственный рекорд.
Джоани Келлер нервничала.
И никак не могла понять, в чем дело. То есть она знала, из-за чего нервничает, но не знала почему.
Возможно, потому, что больше всего остального в жизни Джоан Келлер хотела, чтобы ее сын был счастлив, а она не знала, обрадует ли его то, что она собирается ему сказать. Если не обрадует, то как поступить в этом случае? Следовать своим планам? Но хватит ли у нее решимости? Отказаться от своих планов? Она не знала, сможет ли. О господи. Когда она начинала вот так размышлять, то, пожалуй, догадывалась, почему нервничает.
Ей не хотелось думать об этом прямо сейчас. Но ни о чем другом последние дни она думать не могла, поэтому решила занять себя работой и принялась разбирать старые папки. Довольно скоро она начала непроизвольно морщить лоб и шевелить губами. То есть она репетировала, слово в слово, что скажет сыну. «Какие все-таки глупости, — думала Джоани. — Ему уже десять, он такой замечательный ребенок, так почему его не должна обрадовать эта новость?» Она не видела причины. Ни одной. Надо было просто все ему сказать, обнять его, расцеловать и надеяться, что он тоже обнимет ее и поцелует. Конечно, он так и сделает. Именно так и сделает. Тогда зачем нервничать? Очень скоро они будут обниматься, целоваться и весело хохотать.
Она посмотрела на часы. Пять пятнадцать. В любую секунду Джеральд Ааронс, один из трех боссов Джоан (самый главный, он всем тут командовал), мог выйти из своего кабинета, глянуть на нее, буркнуть что-то неразборчивое и прошагать к лифту. Он делал так изо дня в день, если только у него не было какой-нибудь важной встречи, — всегда уходил в пять пятнадцать, чтобы успеть на поезд до Уэстпорта в пять сорок пять. Минутная стрелка на наручных часах Джоан дрогнула и… Вот. Четко вовремя. Дверь кабинета Джеральда открылась, он вышел в приемную. Все как обычно: взгляд, потом что-то вроде «Дбрвчрдсвидня», и он шагает прочь по коридору. Сразу после этого одна за другой захлопали остальные двери. Вскоре в коридоре замелькали костюмы-тройки. К пяти тридцати почти все юристы уходили, поскольку им тоже надо было возвращаться в пригороды, где жили их семьи. Тех, кто покидал офис чуточку позже, ожидали мартини, стюардессы или игра в покер.
