— Тебе лучше что-нибудь съесть. Я бы предложил поужинать вместе, но у меня свидание. Как насчет завтрашнего вечера?
Иенсен согласился. Они договорились встретиться в «Кафе де ла Плаж».
Ингхэм вернулся в свое бунгало, чувствуя себя виноватым, как если бы сделал не все, чтобы помочь Иенсену. Он вдруг понял, что ему совсем не хочется встречаться с Кэтрин Дерби и что с Иенсеном ему было бы менее скучно и даже приятнее.
В этот же день вместе с письмом матери из Флориды (родители Ингхэма, выйдя на пенсию, переехали жить туда) пришло срочное письмо от Ины.
В нем говорилось:
«10 июля 19…
Дорогой Говард!
Ты прав, я должна тебе кое-что объяснить, так что попробую. Начну с того, почему я была так расстроена. Некоторое время мне казалось, что я люблю Джона… и, если уж быть честной до конца, я переспала с ним — два раза. Конечно, ты вправе спросить: «Почему?» Единственно по той причине, что я никогда не считала, что ты от меня без ума — что твое чувство глубокое и настоящее. Ты же знаешь, можно влюбиться всего лишь поверхностно. Не всякая любовь — это пылкая страсть, и не всякая любовь та, в которой можно найти свою вторую половину. Я была очарована Джоном. А он влюбился в меня как сумасшедший — это может показаться странным, совершенно внезапным порывом, хотя мы были знакомы уже больше года. Я ничего ему не обещала. Он прекрасно знал о тебе, как ты знаешь, и я сказала ему о том, что ты сделал мне предложение и что я, более или менее определенно, дала свое согласие. Хотя понимаю, у нас это все имело неофициальный характер. Я считала, что Джон и я… если я стану к нему немного прохладнее (он был до крайности эмоциональным), могли бы найти выход, если бы по-настоящему любили друг друга. Он был для меня совершенно неизведанным миром, полным самых невозможных фантазий, которым он умел придать зримую форму и облечь их в слова».
«А разве я не мог бы делать то же самое? — подумал Ингхэм. — Или Ина считает, что я худший писатель, чем этот киношник Джон?»
«Потом я начала улавливать в Джоне какую-то слабость, колебания. Но это не имело никакого отношения к его чувствам ко мне. Тут этим и не пахло. Причина крылась в его характере, до которого мне не было дела, и это пугало меня. Это была неуверенность, за которую его нельзя было винить, да я и не собиралась этого делать, однако, наблюдая и чувствуя эту слабость, я понимала, что у нас с ним ничего не получится. Я старалась как можно деликатнее разорвать наши отношения, однако такое редко удается. Всегда наступает момент, когда приходится говорить жестокие слова, поскольку без них другая сторона не желает принимать правду. И когда я сказала, что между нами все кончено — весь наш «роман» длился всего десять дней, — мои слова, к несчастью, стали для Джона роковыми. Целых пять дней он был сам не свой, и я пыталась, как могла, помочь ему. А за два дня до самоубийства он заявил, что не желает видеть меня. Я думала, что он у себя в квартире. И он был мертв, когда я нашла его. Не буду даже пытаться описывать тот ужас, который я испытала, обнаружив его у тебя. У меня нет таких слов. Их просто не существует.
