Хижина дядюшки Сэма | страница 11



Впрочем, Шалун не убил Безума сознательно: сейчас, когда племя в таком тяжелом положении, это невыгодно, да и жизнь иногда мучительнее, чем смерть, — что Гарри уже усвоил. Безум — тоже усвоил, наверняка.

Глядя на его блестящие во тьме глаза, Миль попытался понять, что же удерживает новичка от смерти или от сумасшествия. Неужели одна только ненависть?

И о чем он размышляет, глядя в потолок? Вспоминает то, что увидел за эту неделю, — новый, «дивный» мир? Пожалуй, ничего нового: стереофильмы, посвященные возможным катастрофам будущего, не раз демонстрировали подобное. Да и не так уж всё разорено, как могло быть. Более того, в двадцати случаях из ста разорения причинены стихией, в остальных — детьми, во время игр или сражений за территорию, за продуктовый склад, за криованны…

Миль не стал рассказывать об этом Безуму, новичка и так сильно впечатлило то, что он узнал о новых временах.

— Значит, они забывают.

— Что?

— Говорю, они со временем забывают о детстве, — прошептал Безум из темноты. — Про родителей, про сказки… но ведь не все они из сиротских приютов, так?

— Так, — нехотя признал Миль. Хотя… рано или поздно новичок все равно догадался бы.

— Сколько им лет, Миль?

— Не знаю.

— Перестань! Может, ты не знаешь возраста каждого, но ты понял, о чем я спрашиваю, верно?

— Да, — сказал он после долгой паузы. — Ты прав. Они живут… намного дольше, чем должны были бы. И они… не взрослеют. Ни здесь, — Миль постучал себя по лбу, — ни физически. Ни один не достиг половой зрелости. Они — дети. Вечные дети. Адамы и евы до грехопадения, если хочешь. Они не вкушали от дерева Добра и Зла.

— А вот от дерева Вечной Жизни, похоже вкусили.

— Да, и это меня пугает. У них не было своего Змея, который бы проклял их временем и старением. Иногда я думаю, всё началось именно с нас — с тех, кто лег в криованны. Именно тогда что-то сдвинулось в мире. — Казалось, Миль говорит не для Безума — для самого себя. — Что-то очень важное надломилось, выгнило из середины. Наша страна не успела стать для этих детишек Змеем. И в результате, как видишь, мы оказались в рабских ошейниках… в полуразвалившейся хижине дядюшки Сэма!

— Они не дети, Миль!

— Что, прости?

— Они не дети! Посмотри правде в глаза, вы все — посмотрите! Это совершенно другие существа, в них не осталось ничего от детей… даже от людей почти ничего не осталось.

— Ты ошибаешься. Просто ты привык к другим детям — а я вырос в бедной семье и помню своих приятелей по улице. Не слишком-то они отличались от нынешних; разве только жили не так долго.