Ближе к вечеру следователь Львов и доктор Мишин в сопровождении конвоя уехали в Казах. Доктор Мишин, закрыв глаза, казалось, спал под лучами заходящего солнца, мягко покачиваясь на рессорах в такт езды. Но как только Савелий Петрович повернулся к нему, он сразу же открыл глаза, и опережая вопрос, ответил.
- Дорогой мой, забудьте об этом, и чем скорее, тем лучше.
- Но ведь вы в этом заключении описали черт знает что!
- Правильно, а по другому я и не мог бы написать.
- Почему?
- Потому что это Восток, мой дорогой.
- Но ведь произошло убийство!
- А это уже не наше дело.
- Как не наше?
- Они сами разберутся, убийство это или нет. Без нас. Разберутся, и если надо, найдут виновного, осудят и накажут. Все будет по закону.
- По какому закону?
- По их закону. Закону чести. И смею вас уверить, а я тут живу уже не один год, виновные здесь долго не ходят безнаказанными.
- Вы за самосуд? Тогда мы здесь на что?
- У нас есть много других дел, дорогой Савелий Петрович. Послушайте меня, старого "дохтура", как они величают меня, не лезьте туда, куда вас не просят. Все равно вы ничего не добьетесь. Ни один человек в этом селе не согласится вам отвечать без разрешения Гара Башира, а если что и скажет, то только то, что ему велят говорить. Мы для них чужие.
-Законы Российской империи должны быть едиными для всех, что в Петербурге, что здесь, в этом отсталом уголке империи, в этой глуши, - снова возразил следователь.
Мишин с тоской посмотрел в глаза Савелию Петровичу, горько вздохнул. Сколько таких молодых специалистов, только окончивших университеты и приехавших на службу, ему пришлось видеть, не счесть. Многие, не вникнув в специфику местных отношений, порой горячились и после первых же поражений впадали в отчаяние. Другие, наоборот, не делали поспешных выводов, внимательно наблюдали за происходящим и постепенно в кажущемся хаосе и беспорядке окружающей жизни с удивлением обнаруживали искренность, чистоту и стройную гармонию человеческих взаимоотношений. Все это приводило к тому, что они, вначале с недоверием, но постепенно со все большим уважением и почтением относились к их образу жизни, проникались неподдельной любовью к этому народу. Многие, как и он сам, доктор Мишин, уже не мыслили себе жизни вдали от этого края, от этих людей. Несколько лет назад ему даже делали весьма выгодные предложения, связанные с переездом в центральные губернии России, от которых он прежде пришел бы в восторг, в предчувствии открывающихся перед ним перспектив, но теперь, посоветовавшись с супругой, он решительно от них отказался.
