Наступил 1988 год. Вот что писал уроженец Уруда, ученый Сахиб Абдуллаев, о событиях накануне депортации азербайджанцев в 1988 году:
"С февраля 1988 года вся Армения была охвачена митингами. И в Сисиане дашнаки из кожи вон лезли, чтобы добиться присоединения Нагорного Карабаха к Армении. Они даже детишек из детсадов и учеников начальных школ приводили на митинги, чтобы те кричали "Карабах Мерна" - Карабах наш!
Жители азербайджанских деревень были лишены возможности попасть в райцентр. Людям недоставало продовольствия. А сельские магазины были совершенно пусты.
Мой отец, инвалид Отечественной войны, работал преподавателем в средней школе. Кроме того, он ежемесячно ездил в райцентр за зарплатой для учителей. В начале марта в автобусе по дороге в райцентр какие-то армянские хулиганы оскорбили его. Он так разнервничался, что его разбил инфаркт, два месяца он не вставал с постели.
В начале июня ему стало лучше, и он опять поехал в райцентр. В райцентре шел бурный митинг. Армяне дали отцу бумагу и ручку, чтобы он подпи сал, будто согласен на присоединение Карабаха к Армении. Отец в гневе, дрожащей рукой ударил стоящего перед ним армянина. В этот момент с ним случился второй инфаркт.
9 июля 1988 года я в Баку получил телеграмму, в которой сообщалось, что отец очень плох, и мне следует срочно приехать в деревню. Я, мои дяди Габиб и Исрафил на попутных машинах добираемся до Губадлы. Там узнаем, что пытаться попасть на территорию Армении очень опасно, в пути, если поймают, могут убить...
Наконец какой-то водитель "Жигулей" пообещал довезти нас до дороги Сисиан - Горис. В Хоте мы не встретили ни одного молодого человека. По краям дороги стояли лишь старики-армяне, которые с ненавистью смотрели нам вслед. Нам преградили путь метрах в 80-100 от села. Человек 100-120, вооруженных металлической арматурой, насильно заставили нас выйти из машины.
Наш попутчик, учитель Мамед муаллим, и мой дядя Исрафил, знавшие армянский язык, стали просить их не убивать нас, потому что мы ни в чем не виноваты. Но никто не обратил внимания на эти просьбы. Нас жестоко избили...
Первое, что я увидел, придя в себя, было лицо дяди Габиба. Кровь из его разбитой головы текла по асфальту. Я закричал: "Негодяи, за что вы убили старика?!" Сознание, что дядя умер, привело меня в чувство. На моем теле не было живого места. Челюсть переломана, все зубы шатались. Я с трудом стер с губ запекшуюся кровь.
К нам подъехала машина "ГАЗ-69". На ней приехал председатель колхоза.
