Вопрос «Зачем ты это делаешь?» застрял у нее в горле.
Все происходящее опять напоминало какое-то жуткое кино, плохо смонтированное. Его совершенно не хотелось досматривать до конца — у этого фильма хеппи-энда точно не будет.
Калли тихонько всхлипнула. Сквозь пелену слез Старк казался какой-то темной колеблющейся тенью. На языке возникали и пропадали клочки нескладывающихся фраз. Не хотелось ничего говорить. Не хотелось даже дышать.
Руки Старка то ли снимали, то ли сдирали с нее одежду. Первые же его прикосновения ударили ее, будто током, и немедленно высекли вопрос:
— Ты меня убьешь?
— Нет, милая, — по-волчьи оскалился Старк, рывком сдергивая с нее трусики, — но обещаю, что ты умрешь за эту ночь раза три или четыре. И после уже не захочешь убегать от меня.
— Лучше бы ты меня отпустил…
Это были последние слова, которые она помнила. Мир вокруг Калли перестал существовать, как только губы Старка, жаждущие мести, коснулись ее кожи, пропитанной соленой влагой. Калли не услышала собственного крика, заглушённого исступленным поцелуем. Для нее распахнулись пылающие врата сладострастного ада, где грешная плоть корчилась от запредельного наслаждения.
…Сквозь полуопущенные ресницы Калли наблюдала, как Старк поднимает скинутые на пол вещи и надевает их. Он двигался бесшумно, а она притворялась, что спит. Из ада она вернулась только на рассвете, удивляясь тому, что все еще дышит и что разум у нее не помутился. Ее истомленное тело, опустошенное до последней капли, жаждало покоя.
Что с ней сделал Старк?
Можно ли это обозначить обычными словами?
У этого был оттенок черного, вкус — острый, запах — пряный.
Грех.
Сводящий с ума, сладко терзающий плоть, проникающий в кровь, порождающий демонов в душе. Калли даже вообразить не могла, что и в самом деле можно умирать от наслаждения, острого и сладостного.
Для опытных и ненасытных рук Старка она была как чуткий музыкальный инструмент, который звенел и содрогался от каждого прикосновения. Калли не помнила себя, когда погибала от этих прикосновений, то дразнящих, то мучающих, то нежных, то исступленных. Она прошла по всем кругам полыхающего ада, умирая и воскресая, чтобы снова умирать и… жаждать этой сладкой смерти.
Еще и еще.
…Старк наклонился над ней, и Калли затаила дыхание. Ей было жаль, что он уходил. Без него ей холодно.
Губы Старка нежно коснулись ее лба. Он что-то шепнул, но она не расслышала. Через мгновение за ним тихо закрылась дверь.
Калли глубоко вздохнула и, перевернувшись, обхватила руками соседнюю подушку, от которой исходил едва уловимый терпкий запах мужского одеколона. Того самого, что примешивался этой ночью к ароматам страсти и преследовал ее даже во сне. Боясь разрыдаться, Каллиста уткнулась носом в смятую подушку.
