Когда Паскуале сделал набросок двух главных фигур, он проработал фигуры свидетелей на заднем плане; самым заметным среди них был Джулио Романо, удерживающий Салаи, а ассистент, который так неуверенно угрожал Салаи, теперь превратился в верного и отважного слугу, готового отдать за учителя жизнь, рука на кинжале, лицо гневное. Потом сам Салаи, прищуренные глаза, кривая усмешка, одно плечо выше другого. Рафаэль гордо стоит в правой центральной части, столп, на который опирается вся сцена, непоколебимый в то время, как все остальные отступили под напором Салаи.
Паскуале прорисовал его изящные пальцы, затем положил рисунок на лист мягкой меди и склонился над столом, чтобы иглой перевести очертания фигур и важные детали. Когда это было сделано, он принялся резать по главным линиям, работая со скорой решимостью и деликатностью, которым так хорошо научил его Россо. Затем добавил детали, проколы и прорези, прямые и крестообразные, густую тень и яркий свет.
Паскуале лихорадочно работал и с трудом осознал, что творится вокруг него, только когда остановился размять уставшие пальцы, распрямить затекшую спину и закурить новую сигарету. Печатники разводили огонь в небольшой топке, которая приводила в движение дрожащие пружины печатного пресса. Ремни промежуточных пластин металла скрипели и стонали, растягиваясь от жара и приводя в движение винтовой механизм, который раскручивал большой барабан, а затем снова сжимались, чтобы после опять нагреться. Пожилой журналист стоял над лотком со шрифтом, отмеривая строки расчерченной палочкой. Аретино тихо разговаривал с Никколо Макиавелли, дымя сигарой, взмахами которой он заодно обозначал главные мысли.
Паскуале услышал их разговор. Никколо выдвигал теорию власти, говоря, что каждое общество, чтобы стать стабильным, должно представлять собой египетскую пирамиду, широкую в основании и сужающуюся кверху. Беды Италии, объяснял Никколо, проистекают из разрастания власти, когда безжалостный правитель использует в своих интересах массы. Государства, управляемые абсолютной властью, всегда завоевывают государства с демократическим строем, потому что решение одного сильного человека всегда более быстрое и жизненное, чем решение совета, который выберет не то, что лучше, а то, что устроит всех. Аретино засмеялся и сказал, что все это, конечно, хорошо, но итальянцы все равно в конце концов свергают своих правителей, потому что нужды личные постоянно перевешивают нужды общественные. Паскуале как-то потерял нить их беседы и некоторое время не понимал, что может уже оставить свою работу, не для того, чтобы отдохнуть, а потому, что она уже готова.
