______________
* Вставка подписана впервые (и далее - кроме особо оговоренных): Ибн Гасан. Но на чём основана его уверенность, сродни авторской?
Недолгая у них радость: не дождались, когда сын сможет подняться на ноги, жил лишь несколько месяцев. Кого прогневил? Ждали: родится сын, но появилась на свет дочь, дали ей имя Ругийа.
(15) Почерком Ибн Гасана, буквы слитные, ровные пропорционально: Помнить, Хадидже, да будет к ней благосклонен Аллах, тридцать девять, а Мухаммеду, да приветствует Аллах его и его род, двадцать семь. На отдельном листке безымянный комментатор сообщает некоторые сведения о жизни Ибн Гасана: Часто, будто купец какой, Ибн Гасан подсчитывал, кому сколько лет. Купец он и есть: торговал особой сирийской бумагой, белизна которой завораживала; есть суждение, что однажды Ибн Гасан пошёл на величайшее святотатство, наущенный кяфиром (нечестивцем), а именно - затеял перевод на среднетюркский мекканских сур Корана, зная, что не должно звучать Священное Писание на ином, кроме арабского, языке. И, не завершив труд, сжёг его перед смертью. Не наступила ли она как наказание, во-первых, за грех перевода, а во-вторых, за то, что сжёг переведённое - священные строки?*
______________
* Столь пространные - но необходимые - вставки объясняются, помимо прочего, ещё и, думается, влюблённостью Ибн Гасана в свой почерк. Однажды он написал, довольный красотой вязи: Нет, это не строки, а морские волны в штиль!
От траура по сыну идут раскалёнными песками. Вглубь и вглубь того, что покрыто забвением? Добраться бы до ясных и чётких времен!
А дочь растёт. Вскоре - сын! Думали назвать... - да прожил всего лишь день! Следом - дочь Зейнаб. Крепышка! Счастье - иметь дочерей, дядя Абу-Лахаб услышал бы: живьём дочерей закапывал, яма глубокая, дабы плач заглушить, - бросали, завернув в тряпицу, на самое дно.
(16) Здесь восклицание: Дикие арабы! Те же фиолетовые чернила, подписано, очевидно в пику арабскому, тюркским именем: Гасаноглу.
И разровняли - никаких следов. В оправдание убиения дочерей - благая мысль: мол, уравновесить мужчин, ибо их убыль в боях, и женщин. У мекканцев высшая родовитость - обладание достоянием и сыновьями. Узнали в роду, когда Абу-Лахаб затеял второе погребёние, готовый в гневе живьём закопать и любимую жену, если та воспротивится. "Не отдам! Не отдам!" - кричала Умм-Джамиль. В ушах по сей день её вопль. Чтобы припугнуть, поволок он жену к краю вырытой ямы. Отпрянула, лишившись чувств. Абу-Лахаб прижал её, опустошённую после родов, к груди и, целуя в солёные губы, унёс на руках домой. "Жертвы мои окупятся!" Каждую ночь допоздна он предавался безумной, исступлённой, неуёмной страсти, доводя жену до обморока. И стали один за другим рождаться сыновья даже раньше, чем у Абу-Талиба.
