"Не в крови ли сочинительство у нас, хашимитов?" - подумал Абу-Талиб, дабы высказать боль, развязав язык.
16. Величие числа
Глянул Мухаммед на Абу-Талиба: уснул он, погружён в думы под мерную поступь верблюда? Вдруг встрепенулось животное, будто для резвости кто смазал его обжигающим взваром сока кедра, - и стремительная поступь его навязывает быстрый ритм. И зримы строки. Возьми в дорогу кожаный колчан, и лук, и стрелы! Копьё - оно остро, сработано на славу, как самхарийское,
но самхарийское оно и есть. И меч возьми, но прежде закалив клинок. Рубить он славно станет. Нет, не хочу. Уже! И льётся кровь!
И тает облачко на небе.
Помнишь? И узкий серп луны - печали символ. ...Покинь меня, нечистый дух! Но нет: я тайной вязью душу потревожу! У одних ли курайшей не было и нет мира? Или думалось о том, что земля эта, видимая и невидимая, с морями малыми и большими, оазисами и холмами, напоена мудростью предков и нескончаемы рассказы о тайне пустынь! А сколько мудрости запрятно за облаками да горами высокими, чьи вершины никогда не открываются людям, ибо окутаны они туманами немыслимых цветов: то лёгкие и оранжевые, то тяжёлые и покрыты мраком, сквозь которые, кажется, не пробьются никакие лучи солнца! А что-то, может, запрятано в глубинах земли? Под песками тоже - занесено, и не отыщешь следов. Потому и нет мира, ибо мудрость, хоть и разлита в воздухе, улавливается лишь избранными. Не тобой ли? Но и тобой тоже! И Мухаммед вдруг, на удивление Абу-Талибу, - копилось, как вода в колодце Замзам, пробилось наружу - встрял в спор о Хаджар и Исмаиле:
- И вы, кто считает Исмаила, рождённого рабыней Хаджар, стоящим ниже истинно ваших!.. - Тут же перескочил на другое: мол, притесняли мать прародителя нашего. Но тот в ответ: зачав, стала Агарь (не Хаджар!) презирать свою бездетную госпожу Сару - грех, когда рабыня восстаёт против госпожи! А Сара возьми и зачни - дряхлая старуха от столетнего Авраама! - Но если, - Мухаммед ему, - не притесняема Хаджар, с чего бежать ей, спасаясь - сначала одной, потом с сыном?! И, раскаявшись - но раскаяние не тех, кто обидел, а той, которая обижена! - возвратилась, покорная воле Бога, чтобы снова терпеливо сносить обиды. И ещё спросил, вспомнив: "Сын твой, наш Исмаил, будет между людьми как дикий осел!" Привычно, когда до одури спорят иудей с иудеем, но где юноша наслышался историй?! У какого мудреца подмастерьем был, что уши его улавливали знание, взгляд примечал удивительное, сердце полнилось чуткостью? Спросил даже о том Мухаммеда, каким книжником он научен?
