Убойная марка [Роковые марки] | страница 6

Села, поставила за стол стакан, но к каталогу не притронулась. Минутку, с чего это вдруг моё письмо получила Анита? Мне же пришло письмо, адресованное неизвестно кому. Рассуждая логично, решила — Аните. Гражинка перепутала конверты. Наверное, мне следует отдать Аните её письмо, я как-то не подумала об этом, занятая марками. Но сейчас я вполне могу ей позвонить.

И все же интересно, о ком же это Гражинка писала Аните?

Гражинку я очень любила, да и как её можно было не любить? Не девушка, а чистое золото.

Милая, симпатичная, исполнительная, очень обязательная и трудолюбивая. Что бы я делала без неё? И приятно было сознавать, что у меня Гражинка зарабатывает намного больше, чем где-либо в другом месте, что тоже не безразлично для меня, как-то лучше себя чувствуешь. Если у Гражины и были какие-то недостатки, то мне они неизвестны.

Так о ком же она писала в своём письме?

Оставив коллекцию, я вернулась в кухню, разыскала странное письмо и внимательно прочла его ещё раз. А потом ещё раз.

И то, что поначалу было смутной догадкой, превратилось в уверенность. Я знала особу, о которой говорилось в письме. Знала её прекрасно и мучилась из-за неё чуть ли не всю жизнь. Восхитительная, замечательная женщина и при этом совершенно невыносимая. Невыносимая не только для меня — для всех. За исключением, пожалуй, только отца, которого уже при жизни можно было причислить к лику святых. Да что тут скрывать, это была моя мать.

Да, но ведь Гражинка моей матери не знала!

И тут мне стало нехорошо. Как-то очень неприятно, можно сказать, тошно стало.

Само собой подумалось: недаром люди говорят, что яблоко от яблони недалеко падает.

Стараясь изо всех сил отогнать ужасную мысль, что мой муж был все-таки прав, я истратила все запасы душевного мужества и уже не могла совсем отмахнуться от страшной догадки. Да что там догадка, она тем временем превратилась в торжествующую уверенность. Мой бывший муж, обыкновенный мужчина, не склонный к философствованию, психоанализу и прочим премудростям, говорил просто: меня трудно вынести. Сердился и кричал, когда я его подгоняла, а когда мы оказывались в обществе знакомых, шёпотом умолял меня не раскрывать рта.

И сколько раз с виноватым видом, краснея и заикаясь, он пытался оправдать меня, сморозившую, по его мнению, очередную глупость или допустившую бестактную выходку. Неужели я в самом деле так безобразно веду себя?

И ещё в письме говорилось о вызывающе агрессивной манере обращения с людьми. У мамы я такого не замечала, зато у её сестры, у моей тётки… Господи боже мой, неужели я унаследовала отрицательные черты всего предыдущего поколения, точнее, его женской части?