Доктор, сидевший за письменным столом, при вашем вторжении встал. На его лице было странное, если учесть обстоятельства, выражение — одновременно нечто вроде страха и, как мне показалось, облегчения.
Но первой обратилась к нам миссис Роули. Она стояла возле доктора Росса Кумбза и, наклонившись, показывала ему что-то в лежавшей перед ним бухгалтерской книге. Когда мы ворвались в кабинет, она выпрямилась и бросила на нас испепеляющий взгляд блестящих черных глаз.
— Что означает это несанкционированное вторжение? — с негодованием вопросила она.
Я почувствовал, как стоявший рядом со мной инспектор Дэвидсон, хотя и был в мундире, съежился в ее царственном присутствии. Даже я, встречавшийся с миссис Роули не так давно, засомневался, мудро ли поступает Холмс, нарываясь на неизбежное столкновение со столь грозной особой: разве не лучше было бы решить дело более дипломатично, не доводя до скандала?
Однако Холмса подобные мысли, видимо, не посещали. С торжественным видом он извлек из кармана ту самую пачку бумаг, которую несколькими часами ранее похитил из конторки.
— Если не ошибаюсь, это ваше имущество, миссис Роули? — поинтересовался он. — Или вы предпочитаете, чтобы вас по мужу называли иначе — например, миссис Эдвард Синклер или миссис Гарольд Уорбертон?
Шок, который я испытал, услышав это имя, не шел ни в какое сравнение с тем эффектом, который произвел вопрос Холмса на миссис Роули.
Оскалив зубы, она, как тигрица, бросилась на Холмса и расцарапала бы ему лицо ногтями, если бы он крепко не схватил ее за кисти и не усадил в кресло. Она не сводила с Холмса ненавидящего взгляда. В чертах ее лица, все еще искаженного хищной гримасой и недавно столь миловидного, не осталось и следов утонченности или достоинства, приличествующих даме ее возраста и положения.
В короткой схватке ее волосы, уложенные в гладкий пучок, растрепались, и теперь локоны в беспорядке падали ей на лицо, отчего мне на память пришла иллюстрация из школьного учебника греческой мифологии с изображением Медузы Горгоны со змеями вместо волос и взглядом, обращавшим в камень даже самых отчаянных храбрецов.
Глядя на нее, корчащуюся в кресле, я, должен признаться, ощутил в сердце такой же холодок страха, какой почувствовал в детстве, когда впервые увидел портрет ужасной Медузы.
Другие участники этой сцены, должно быть, чувствовали себя ничуть не лучше. Доктор Росс Кумбз опустился в кресло и со стоном закрыл лицо руками. Инспектор Дэвидсон невольно попятился, как бы не желая видеть превращение респектабельной матроны в дикое существо, извивающееся в руках Холмса и исступленно выкрикивающее, что мой старый друг вор и лжец.
