Фатальный Фатали | страница 72
- Лучше оставить.
- Это почему же?!
- Так звучит более по-ученому, производит впечатление!
- Вы так думаете? - "О боже, к каким дикарям я попал!" - А что дальше?
- "...храбростью, героя в мужестве, владеющего гербом Константина, фагфара Китайского в обращении с людьми..."
- Что-что?
Фатали улыбнулся: - И сам не пойму, что за эф?
- А не ругань?
- За это ручаюсь!
- Из тех же, что впечатление?
- Несомненно.
- Ну-с, что еще там?
- "Зюлькарнейна, - это по-нашему Александр Македонский! - в богатстве, Соломона в милосердии, Давида в превратностях, высоковнимательио к людям. Следует возносить молитвы, служа ему, чтоб получить вознаграждение..."
- Вот именно! - Это нравилось.
- "Мы в лице государя имеем до того совершенного, что, если кто из начальников задумает мысль об угнетении, он его тотчас низложит, а на его место совершенного в милосердии уже назначил, - это о вас, ваше высокопревосходительство, - обладателя многими щедростями генерал-лейтенанта, первого в городе Тифлисе, для похвал которого не хватит слов!"
- Ну к чему это? - поморщился.
- Может, подправить чего?
- Бог с ним, пусть остается. И как подписал?
- "Шейхульислам муфтий Таджутдин-эфенди-ибн Мустафа-эфенди-Куранский".
Началось с воззваний, это генерал очень любил, к горским племенам с требованием покориться. А затем карательные экспедиции.
"Я иду к вам, приняв лично, силою оружия очищать себе дорогу. Вам предстоит выбор: или покорность без условий, или войска горят нетерпением наказать вас за ваше безумное самохвальство и разорить разбойничьи у вас притоны".
Истребить нивы (сожжены до основания), а что касается пленных, докладывает Головин, то их почти нет: хотя и взяли мы, но они, дабы не оставаться живыми в наших руках, кинжалами рубились до последней капли крови.
Убит - ах, какой был смельчак! - Апшеронского полка штабс-капитан Лисаневич, сын знаменитого майора Лисаневича (вырезавшего в свое время семью карабахского хана), оба погибли на Кавказской войне, и род Лисаневичей по мужской линии прервался.
Новые экспедиции: три месяца осады Ахульго, где засел Шамиль; зной, рев, гул орудий, удушливый пороховой дым, пули, осколки, снаряды, камни, бессонница и голод. Шамиль заключил мир и выдал в аманаты своего сына Джамалэддина; но Головин - "вот она, победа!" - радовался раньше времени: Шамиль только начинался. А тут еще и побег Хаджи-Мурата из тюрьмы, - и часть Аварии примкнула к Шамилю. И Чечня, доведенная до отчаяния.