Все бы ничего - одна лишь печаль: Мустафа физически ощущает тяжесть нависшей над ним громады - десятков этажей Вышки.
вспотел... волнуется, что опаздывает... а еще идти и идти... почти бежит... задыхается... ну вот - уперся в тупик!
поэма-реквием?
возвращаться назад... и снова... ступеньки вниз...нескончаем переход... никого, кто б подсказал... звонок как сирена тревоги... новый поворот... кажется сюда... ступени вверх... - страх выстраивается строками, дыхания не хватает произнесть прозой:
остановится сердце!
пот градом со лба
снова тупик?!
наконец-то!
так и упадет однажды
в подземной коридоре
и розыск:
ушел - не вернулся
иссохнет
никем не найденный
и набредут случано:
скелет!
Мустафа уже на трибуне! Успел! За опозданье - казнь!
- ... Но должен вас предупредить, - говорит игрантам, обретая форму, - что не следует превращать игру в средство самовыражения, оголяясь в реализации творческого потенциала, - придумал только что, - а, упиваясь всевластием, сохранять вкус к перевоплощению. - И с патетикой: - Ты и палач, ты и жертва! И каждый в итоге, - долгая-долгая пауза, - жертва палача и палач жертвы!
(кто-то в тетрадке рисует гильотину. Уже было).
Увлекся, а уже полдень, петух пропел, позывные ТV, экран на всю стену, и бархатный голос диктора (парик виден) объявляет:
- Мустанги.
В стиле новых веяний: электрогитара звучит с оргоанной мощью и блюзовым оттенком, - кумир рок-гитариста - Джимми, а у сына Мустафы Арана, хоть бас, - Майкл, и мятежный дух витает над городом:
Яр, яр, яр - эротический трюк с акробатическими наклолнами неутомимых тел, а ля евразийство, коим, как спасением души, бредят, в исполнении двузячной рок-группы, и выше всех Аран, духметровый вундер, - в красках экрана смесь кровей.
О Мустафа!..
Веер (или парус) развернут, и отец, о чем Аран ревниво догадывается и его манит взглянуть, какая она... - Мустафа уже давно покинул игрантов - к ней спешит.
2.
Отцовский дом якобы (втайне куплен и отстроен заново), где она его ждет, а с нею
файл nika.
С каждой новой такое чувство, будто именно она и есть та, к которой тянет как никогда ни к кому, прежде не испытанное.
Перед уходом позвонил к ней. Гудки в пустоту (ушла к нему?).
"Алё, - голос чужой, отрешенный.
"Ника! - кто бы видел его лицо! Нет - глаза! А еще лучше - губы, как потянулись к трубке.
"Это ты... - узнав, расслабилась.
"Очень хочу тебя видеть.
"Правда? - это часто, много раз обманывали.
"Опять?
