— Мне это все… остолбенело! Днем воюешь, воюешь! Домой придешь, опять война!
Эйе поискал глазами, что бы еще такое трахнуть об пол, но на столе остались только вазочки, кувшинчики, тарелочки — мелочевка. Тогда он просто спустился по лестнице и ушел в спальню. Наверняка ему хотелось громко хлопнуть дверью. Но дверей в домах в Египте не было вовсе. Только льняные занавески. Потому что климат был очень жаркий.
А Крикла еще долго сидела за столом и сама с собой громко разговаривала по-нубийски. Потом посмотрела на Неф и сказала:
— Вот, такая вот… Таратумбия!
Этой фразой она обычно заканчивала любой разговор. Почему «Таратумбия», а не Финикия или ее родная Нубия, и где она находится, никто не знал. Не знала этого и Неф.
Уже спускаясь по лестнице, Неф подумала, она тоже не такая как все. У Эйе с Криклой своих было трое детей, да еще двое приемных. Да еще племянник Хотеп. И разумеется, сама Неф. Для нее даже построили отдельный маленький дом. Все как у взрослых. Терраса, спальня, на крыше под тентом жаровня с углями. Маленькая столовая и ванная. И служанки у нее были. Даже две. Одна укладывала спать и кормила, другая постоянно сопровождала Неф на прогулках, если они выходили за пределы поместья. Ничего такого у остальных детей Эйе и Криклы не было.
Неф топала по теплым плиткам садовой дорожки. Потом вдруг неожиданно остановилась и сказала вслух. Довольно громко:
— Когда я стану женой Эйе, никогда не буду ему возражать и спорить! — Подумала и добавила. — И он будет носить меня на руках каждый день. А не от случая к случаю.
Над ее головой на темном небе висели огромные, как яблоки звезды. Оглушительно верещали цикады. И негромко переговаривались у дальних ворот охранники. И еще она подумала, скорей бы вырасти. А то Эйе окончательно состарится. Тогда жизнь потеряет всякий смысл. От таких мыслей Неф стало очень грустно на душе и она собралась даже заплакать, но передумала, потому что уже совсем пришла к своему маленькому дому. И ей очень захотелось спать. Засыпая, Неф успела подумать, завтра утром надо проведать своего друга лягушонка, проживающего в большой луже за павильоном.
Во сне Нефертити всегда летала…
2
Каждым жарким утром, предвещающим еще более жаркий день, в бесконечно голубом и высоком небе, над Фивами неподвижно висит одинокий, черный коршун. Широко раскинув свои мощные крылья, он зорко осматривает город. От его хищного взгляда не ускользает ничто. Ни хижины, ни убогие проулки позади торговых рядов, ни навесы над лавочками торговцев, ни одинокие прохожие.
