— Кому, Пареннеферу? — не поняла Крикла.
— Соседскому хряку. Подбить правый глаз. Можно левый. Тогда он пойдет, вот так… пойдет…
Эйе взял в руки большой кабачок и начал на столе показывать, как пойдет хряк. Служанки по очереди прыскали в кулачки.
— …пойдет… и упрется в свой собственный свинарник. Пусть его и подкапывает. — с серьезным видом, заключил Эйе.
— Тебе все шуточки. — отозвалась Крикла. — А дело серьезное.
Эйе понимающе кивнул головой. Тогда Крикла глубоко вздохнула и, усмехнувшись, сказала:
— Есть и хорошая новость. Для тебя.
— Какая это?
— Наша Неф собралась замуж.
В глазах Эйе заиграли веселые огоньки. Он прищурился.
— Новость, действительно, хорошая. За кого, если не секрет?
— Угадай с трех раз. — хохотнула Крикла.
Эйе, смеясь, отрицательно замотал головой.
— Женская душа… лабиринт. В него лучше носа не совать.
— За тебя, наш защитник!
Эйе высоко поднял брови. Потом нахмурился. Потом начал корчить разные забавные рожи. То выражающие восторг, то глуповатое умиление, то безграничное удивление… Крикла в таких случаях всегда очень громко смеялась.
Эйе это умел. Корчить самые разнообразные рожи. Мог любому человеку поднять настроение. Вообще, он был веселым человеком. Его и так любили все, кто близко знал, а за это исключительное умение корчить рожи, просто обожали.
— Есть одно обстоятельство! — вдруг сурово и даже грозно сказал Эйе. — Я женат!!!
И так глубоко вздохнул, что Крикла опять громко расхохоталась.
— Все в Египте знают… — продолжил Эйе. — Я самый ярый противник многоженства.
— Отстаешь от жизни, дорогой мой! — смеялась Крикла. — В нашем прогрессивном государстве любой важный сановник имеет несколько жен. А ты…
— У меня одна. — пожимал плечами Эйе.
— У всех остальных по несколько жен! — настаивала Крикла.
— Их пожалеть надо. — спокойно говорил Эйе. — Им всем не очень-то повезло. Вот они и ищут. А я уже нашел.
Эйе и Крикла смотрели друг друга в глаза и смеялись. Служанки, убиравшие со стола, многозначительно переглядывались.
Летом после полудня в Фивах малолюдно. Редкий смельчак рискнет выйти под палящее солнце без крайней надобности. Если и выйдет, будет держаться теневой стороны переулков. А широкие улицы перебегать вприпрыжку. Раскаленная, каменистая земля обжигает даже сквозь толстые подошвы сандалий.
В зыбучем мареве расплываются и колышутся очертания всех общественных зданий и сооружений. Даже храмы на возвышенности в центре Фив, обычно четко видные с окраины, лишь едва угадываются.
