Увидев промокшего до костей Ваню, он встрепенулся и, радостно улыбнувшись, жестом пригласил юного художника составить ему компанию. Это было очень кстати. Ване было необходимо с кем-то посоветоваться. Иначе его просто могло разорвать изнутри. И Ваня сходу начал рассказывать.
На удивление Гоголь слушал очень внимательно и даже сосредоточенно. Понимающе кивал. И Ваня, постепенно успокоившись, подробно, шаг за шагом, рассказал Николаю Васильевичу все свои злоключения, начиная с того момента, когда впервые столкнулся с пиратом Айвазяном в зеркале.
Закончив излагать похождения пирата и свои неприятности с этим связанные, Ваня устало замолчал и поднял на Гоголя глаза, полные мольбы о помощи или хотя бы сочувствия.
Николай Васильевич недаром был великим писателем. Он ничуть не удивился исповеди. Даже наоборот, обрадовался! Перестал тянуть себя за нос и слегка шлепнул левой рукой правую, как шлепают расшалившихся детей.
— Вот что, голуба моя! Дело житейское! — спокойно сказал он, (Николай Васильевич всех, к кому относился с симпатией, без различия чинов и звания, называл «голуба моя»). — Не берите сие в голову…
Ваня ожидал чего угодно, только не такой обыденной реакции. Он даже слегка обиделся.
— Да… как, же так, Николай Васильевич!
Гоголь, еще секунду назад казавшийся абсолютно спокойным, вдруг резко переменился.
— А знаете ли вы, голуба моя… — неожиданно с раздражением спросил он, — … такого писателя, Г. Яновского?
Такого писателя Ваня не знал, отрицательно помотал головой.
— Так вот, голуба моя, этот самый Г. Яновский… — продолжал Гоголь с откровенной злостью, — … существо полумистическое. Таких я называю «мистиками». Разумеется, к чему я клоню, голуба моя?
Ваня не догадывался. Пока.
Николай Васильевич между тем все более распалялся.
— Пользуясь своей полуреальностью, этот… с позволения сказать, писатель Г. Яновский шляется по всем редакциям, заходит в светские салоны и морочит уважаемым людям головы! Будто бы… автор «Ревизора» он и есть! И будто… «Н. Гоголь», всего лишь… псевдоним! Это я-то — псевдоним!!! — возмущался великий писатель. — … Наглость несусветная! Предлагает свои бездарные литературные поделки, и требует гонораров… ни с чем несоизмеримых!.. Как вам это понравится, голуба моя?
В знак солидарности Ваня Айвазовский возмущенно запыхтел.
Николай Васильевич продолжал, все более распаляясь.
— Берет взаймы крупные суммы, голуба моя, а отдавать-то мне! Был бы талантливый литератор, Бог с ним!.. Так ведь, бездарщина беспросветная!.. Представляете, голуба моя, какая обо мне молва идет по Петербургу?
