— Не. Там не драка. Там еще хуже драки!
— Ну?
— Точно. Там перессорились все. Сначала было ничего, а потом этот Димка Кучеров...
— Что он там отмочил?
— Он папу лордом назвал. Папа поздоровался со всеми и сказал: «Вы приехали сюда работать, так вы знайте, что тут у нас очень трудно, и кто трудностей боится, тот пускай выйдет и честно скажет: «Я трудностей боюсь и работать тут не буду». Все стоят и слушают, а Димка наклонился к Сереже Ежикову, к этому, который вместе с вами в вагоне живет, и сказал: «Чего это лорд привязался к нам?» Он думал, что сказал тихо, а папа все равно услышал. Папа рассердился и сказал: «Так, значит, я тебе лорд, сопляк ты паршивый! Забирай свои штаны галифе и крой отсюда, чтобы и духу твоего не было». А Димка говорит: «Мне штаны забирать нечего, я штаны на себя надел, а лордом я назвал вас в шутку». Ну, папа тут совсем разозлился. «Вы, говорит, шутить сюда приехали! Я, говорит, так и знал, что из вас толку не будет!» А тут Лука ваш... Слушал, слушал, а потом вспыхнул, как спичка... «Если, говорит, один глупость сказал, так на всех сваливать нечего. Мы комсомольцы и трудностей не боимся, а Димку мы сами проработаем». А папа говорит: «Мне ваши проработки не нужны, мне работа нужна. А лордом я никогда не был. Я во время революции лордов этих вонючих сам своими руками уничтожал».
— Ну, а потом что? Помирились они потом? — спросил Глеб.
— Не. Надулись все, как индюки, не смотрят один на другого. Я их сама хотела мирить. Я знаешь какая отчаянная! А потом смотрю — папа сам мириться надумал. Подошел к Луке и спрашивает: «Что это у вас такое с рукой?» А Лука не знал, что папа уже мирится, и снова какую-то грубость сказал. Теперь у них все сначала пошло...
— Снова ругаются?
— Не. Они сейчас деревья пилят. — Варя украдкой посмотрела на дверь, будто бы там кто-нибудь мог стоять и подслушивать, и тихо добавила: — У него вся марля намокла, а он все равно рубит. Я посмотрела, и аж страшно стало...
Из-за окна долетел прерывистый, нескладный стук топоров и визг поперечных пил.
Где-то там, стиснув зубы от боли, размахивал тяжелым, неуклюжим топором и Лука.
Глебу вдруг стало очень жаль Луку.
Так же как раньше, когда еще не было между ними ссоры, он втихомолку подумал:
«Бедный, хороший Лучок...»
