— Чего спрашиваю, злишься? — спросил Так, обеспокоено следя за моим растерянным взглядом. Я потупил взор и отмахнулся. Ужасно не хотелось раскрывать причину моего плохого настроения, и тем более, я не собирался описывать им то, что случилось со мной на тракте — засмеют ведь, а потом еще и вспоминать будут по десять раз на дню.
— Ну, чего молчишь? Не хочешь, так и не говори… — не выдержал Торен.
— Хозяйка отругала, — привычно соврал я.
— Ха! Всего-то, — Так добродушно обнял меня за плечо. — Плюнь ты на нее, посерчает и отойдет.
— Конечно, а то где еще она найдет такого дурака, который за пару монет будет к ее сумасшедшему муженьку на Одинокую гору, каждую неделю бегать, — поддержал своего приятеля Торен.
Я улыбнулся.
В нашей округе господин звездочет считался неким бессмертным символом человеческой глупости. Причем те, кто восхищался его стремлением к научным толкованиям ночных светил, с не меньшим восторгом, при любом удобном случае, называли его старым шарлатаном. Даже сопливая ребятня не уставала придумывать истории о дряхлом старикашке, следившим за тем, как бы небо не свалилось нам всем на голову. И когда господин звездочет на своей скрипучей повозке, осторожно подгоняя старую кобылу, останавливался посреди дороги, чтобы, задрав голову посмотреть в безоблачное небо, соседи не упускали возможность покрутить у виска и, забросив все дела, высмеять чудака.
Зайдя в 'Придорожного весельчака' мы устроились за крайним столиком.
Обычно господин Карвин ждал меня ближе к вечеру, когда на стремительно темнеющем небе появлялись первые звезды. А если я появлялся раньше, то незамедлительно получал хороший нагоняй. Поэтому-то я никуда и не торопился.
— Ну, что заказываем? Как всегда, самого крепкого и самого темного? — поинтересовался Так, подзывая к нашему столу служанку.
— Почему бы и нет, — без особого желания согласился я. В голове как назло еще кружили черные мысли, желающие омрачать мне настроение, весь оставшийся день.
— Эй, приятель, что-то я тебя совсем не узнаю…Что с тобой? — получив свое пиво, поинтересовался Торен. — Неужели старая ворчунья Сакрия так сильно отругала тебя, что ты до сих пор, словно… этот, ну как его… а, словно пришибленный кочергой петух…
Я невольно улыбнулся. Торен всегда веселил меня своими неудачными сравнениями, — оно и понятно, в жизни его интересовали только две вещи — пиво и пышногрудые девицы. И во что именно складывались те слова, которые так умело вылетали из его рта, здоровяка совершенно не интересовало.
